Русское танго. Василий Колин

наш дом состоял из одной комнаты в коммуналке, где, кроме нас, проживали алкаши-одиночки. Первые разы, правда, она выставляла меня в коридор, стеснялась, наверное, а потом как-то всё превратилось в привычку и стало происходить на наших с сестрёнкой глазах.

      Ну я взрослела, конечно, потихоньку и начала понимать, что мать занимается чем-то постыдным – со мной не общались сверстники, соседи при встрече отводили взгляд в сторону; в школе я числилась хронически неуспевающей ученицей, сидела на последней парте и уже в третьем классе научилась курить.

      Зато одета была всегда лучше других! Мамка не жалела на меня денег, видимо, старалась по-своему загладить передо мной свой грех.

      Мамкиного сожителя выпустили из тюрьмы в начале девяностых, тогда дети мечтали стать бандитами и проститутками, и мою мать уже никто не осуждал, а некоторые даже завидовали моим нарядным обновкам, а я щеголяла ими назло всем соседям и одноклассникам.

      Артур, так звали мамкиного сожителя и, получается, моего отчима, после освобождения больше месяца бухал и до полусмерти избивал мамку за то, что она изменяла ему, пока он мотал срок. И как-то вечером он так сильно отметелил её, что она попала в больницу, но ментам на него не показала, и отчиму всё сошло с рук.

      Мы с сестрой каждый день навещали в больнице мать, приносили ей печенье и молоко. А отчим в её отсутствие пьянствовал, не просыхая, и смотрел на меня так, как будто я уже перед ним совсем голая. И как-то ночью, во время очередного кутежа… Короче, потом тоже избил и пригрозил, что убьёт совсем, если расскажу об изнасиловании кому-нибудь на стороне.

      Я, значит, испугалась и молчала, а мамка сразу догадалась, что со мной, блина, что-то не того. Ещё в больничной палате она исподволь выпытывала у меня, что и как, да только на все её вопросы я мотала головой и плакала. Ну мамка не дура, она, конечно же, обо всём сама доехала и, как могла, успокаивала меня, говорила, что это надо перетерпеть ради маленькой сестрёнки, что теперь уже ничего не исправишь и надо как-то жить дальше.

      Деваться некуда, живём, значит, мы, живём, но всё вокруг никак не меняется, а совсем даже наоборот.

      Артур никогда не бывал трезвым, издевался над матерью, заставлял её проституцией зарабатывать деньги ему на водку. Мамка на глазах превращалась в старуху, но что я могла поделать?

      А потом меня тошнить стало. Ну, я думала – от пирожков из буфета, а потом, когда начала мел жевать на переменах, догадалась, что с моей физиологией что-то не так. Сама догадалась, видать, повзрослела не ко времени. Ну, понятное дело, и современные фильмы сыграли свою роль…

      Отчим, как только узнал о беременности, озверел совсем. Орал на меня, как, блина, потерпевший. Выпучит глаза – и орёт, орёт! Аж слюни брызгами во все стороны. Мать, пьяная, тоже масла в огонь подливала: я и шлюха, я и шалава, и во всём, получается, виновата я сама.

      Плакать уже не было никаких сил. Свернусь калачиком и лежу на диване, разглядываю какую-нибудь трещинку на стене. Только сестрёнка и жалела меня. Сядет рядом и гладит по волосам – успокаивает.

      Маленькая,