Алтарь управления. Андрей Дмитрук

не уронил… слава Богу, держит!

      Первая печать была лихо сорвана. Из-за кулис, готовясь подняться, на сцену ужами выползали мертвецы, Алька слышала матерщину. Чад от раскаленной плитки повалил гуще, в ладонь кашляли уже все.

      Выводить на сцену коней было бы накладно, да и противоречило режиссерской условности: потому трое актеров в черном изображали бешеную скачку. Четвертым всадником был Корзун, длинный и нескладный. При взгляде на него Альку передернуло: ну, приехал Борис Васильевич со своей символикой! Лицо Ростика было покрыто влажным мхом, с выгнившими ямами щек, – точь-в-точь «зеленая маска»…

      Багровый свет залил чадную сцену. Старательно корчась, мертвецы вставали из могил: Ленка Ильчишина напялила корону, Витуля – папскую тиару… Отсчитав нужный темп, Алька молитвенно простерла руки к Сыну и заголосила, пытаясь вызвать Его жалость: «И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, и говорят горам и камням: падите на нас и скройте нас от лица Сидящего на престоле!..»

      … Чтоб черти взяли этот громадный черный свиток, склеенный из листов ватмана, со звездами, присыпанными стеклом для сверкания! Он и на репетициях шел коробом; сейчас Нинуля с другим ангелом пытались скрутить его, спешили, пока еще не отвалился угловой лист. Наконец, небо было свернуто и осталось висеть на веревках; сестры Ильчишины, произведенные в праведницы, шустро вскочили на обтянутые черным кубы, прочие мертвецы простерлись на полу, и Гарик вывалил на них поток искр. Многовато паленого, подумала Алька, – как бы Хоменко не остановил спектакль.

      Обошлось. В дымище и кастрюльном грохоте приближался главный момент мистерии. Помнилось Альке, Борис Василич хотел тут всунуть эпизод со звездой Полынь, имея в виду то ли Чернобыль, то ли ядерные взрывы последних лет на Кавказе и в Хайфе, – уже и противогазы висели в костюмерной. Потом отказался режиссер от «лобешника», «агитки» – и прямо перешел к пышному появлению Вавилонской блудницы на звере. Зверь был неплох, с хищной улыбкой на морде, – самая дорогая бутафория, каркас варили на военном заводе, – но Валюха!.. Даже видавшая виды киевская публика ерзала и раздувала ноздри при ее появлении. Губы чувственного клоуна, рыжая челка, алая прозрачная ткань на золоченых сосках; никакого нижнего белья, поза верхом на звере – колени в стороны, наглый вызов мужчинам, всему миру! Верилось словам, которые выкрикивал, борясь с алкоголем, Гена Волощук: «С нею блудодействовали цари земные, и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле». Подростки в зале восторженно взвыли, свита Хоменко на них зашикала. И было даже обидно, когда Валюха низверглась в ад кромешный, где мелькали жадные руки грешников, совсем не заслуживавших такой награды.

      Последняя война, истребившая царей и воинство их, стараниями тренера по фехтованию выглядела недурно. Зато финал, по мнению Альки, вышел скучным и заболтанным. Все страхи и потрясения закончились; Гена Волощук,