Взлёт и падение. Книга первая. На высоте. Валерий Гудошников

же рядом бортмеханик понял фразу «Лапти!», как команду «Убрать шасси» и, не раздумывая, хватанул рычаг на уборку. А они не набрали ещё скорости подъёма. Что в таких случаях происходит? Самолёт садиться на полосу, но уже без шасси. Это и произошло. Тридцатитонная машина просела и коснулась брюхом бетонки. Жуткий скрежет, фонтаны искр и огня. От трения о бетонные плиты полосы мгновенно вспыхнул пожар. Никто ничего и понять не успел, у всех глаза, как говорят, во флюгер. Остановились, началась экстренная эвакуация пассажиров. Пожар, слава богу, быстро потушили, не дав ему разгореться. Пассажиры отделались испугом. Их пересадили в резервный самолёт и отправили по назначению. А экипаж несколько недель ходил по всяким комиссиям и разборам. В итоге им вырезали талоны нарушений из пилотских свидетельств, вкатили по строгому выговору и удержали часть заработка в счёт погашения ущерба. А потом они долго и мучительно сдавали зачёты. Самолёт же простоял около года.

      Оказалось, механик где-то прочитал, что в войну немецкие самолёты Ю-88 (Юнкерсы) за их неубирающиеся, длинные шасси прозвали лапотниками. Шасси, естественно, назывались лаптями. Шасси на Ан-24 тоже длинные, но, увы, убирающиеся.

      ––

      Второй пилот (на данный момент уже командир-стажёр) Эдуард Доронин был из поколения лётчиков семидесятых годов. В свои тридцать два года он имел солидный налёт на Ан-2, Ан-24 и вот теперь на Ту-134. Лётных происшествий по личной вине не имел, о чём свидетельствовал нагрудный знак за безаварийный налёт. Но это опять – таки не означало, что в лётной деятельности его были тишь, гладь и, как говорится, божья благодать. Да и бывает ли такое в жизни пилота?

      Сам Эдуард мысленно расставил на своём более, чем десятилетнем пути по дорогам пятого океана несколько вех, когда он мог или лишиться жизни, или лишиться авиации в этой жизни. Первый раз его пытался убить на АХР его первый командир Жора Горюнов, когда они работали на дефолиации хлопчатника в Узбекистане. Как и все недавние выпускники лётных училищ, он почти не представлял себе работу в сельскохозяйственной авиации. Позже понял: представить нельзя, это нужно испытать. В кабине жара ничуть не меньше, чем в полдень в сахаре. Но ладно бы, только жара. Вдыхаемый воздух, пропитанный ядохимикатами, изнурял больше всего. Полёты в пересечённой местности с массой наземных препятствий на пяти метрах над землёй требовали неимоверного внимания. Эдуард уже подумывал, отработав положенные три года, уйти с миром подальше от этого весьма вредного для здоровья и опасного дела. За такие же деньги можно было найти работу менее вредную и опасную. Но в те годы из авиации добровольно мало кто уходил.

      Так вот этот Жора Горюнов был отчаянный малый. Летал он красиво, но бесшабашно. Взлетит, бывало, выйдет на гон и давай утюжить хлопковое поле на высоте одного метра, поливая его вихрем ядохимикатов и пугая узбеков сигнальщиков, которые при приближении самолёта в ужасе плашмя падали на землю и закрывали голову руками.

      Хотя ниже пяти метров всякие