Больной вопрос. Анна Дашевская

мерно, дорогой папа.

      – Хотя мы, разумеется, тебе сострадаем.

      И близнецы переглянулись с чувством безграничного превосходства.

      – Мы пошли заниматься, папочка, нам завтра рано утром в универ!

      Чмокнув отца в щёку со здоровой стороны, Стас и Серж покинули столовую. Верещагин остался наедине с больным зубом.

      Ненадолго.

      С подоконника сказали:

      – Ты, хозяин, доктору-то позвони, пока время ещё рабочее.

      Алекс глянул на часы: половина восьмого. Ну да, придётся звонить Саше, то есть, доктору Александру Георгиевичу Марджашвили, и просить милости.

      Экран коммуникатора долго оставался синим, играла музыка, но приходилось быть терпеливым. Верещагин и терпел, и дождался. На экране появилась физиономия столь необходимого врача, и его бас прогремел:

      – Да быть не может! Русский Холмс сам разыскивает скоромного зубодёра?

      Алекс поморщился.

      – Саша, спасай. Прошу прощения за зубодёра и все прочие обиды, готов искупить и покаяться.

      – Зуб болит? – безо всякого сочувствия спросил доктор.

      – Ужасно! – вырвалось у бедняги сыщика.

      – Какой?

      – Справа внизу. Не знаю, шестой, седьмой? Сможешь меня завтра принять?

      – Не-а, – ответил Александр. – Нет меня в Москве, и буду только через месяц. Стажировка в городе Люнденвике. Отличное место, знаешь ли, а эль какой!

      И в доказательство он приподнял кружку, наполовину уже опустошённую.

      – Тьфу ты… А что ж мне делать? То есть, я рад за тебя, и всякое такое, но зуб-то болит…

      – У нас в клинике из тех, кого я мог бы рекомендовать, сейчас осталось двое врачей, но, насколько мне известно, там полная запись. На ближайшую неделю точно, – заговорил Марджашвили уже серьёзно. – Дай подумать…

      Он положил коммуникатор на стол и заговорил с кем-то по соседству. Слов слышно не было, но Алекс различил несколько мужских голосов и пару женских. «Ну да, – начал он анализировать по привычке. – Не один же он на стажировку в Бритвальд отправился, значит, в пабе вместе с группой…». Но тут проклятый зуб стрельнул особенно болезненно, и Верещагин снова тихонько простонал.

      – Значит, так, – вернулся к разговору Александр. – Там у тебя рядышком, в Пушкарёвом переулке, есть частный стоматологический кабинет. В нём принимает доктор Черняев, Олег Евгеньевич. Позвони прямо сейчас и запишись. Они обычно с двенадцати начинают, и до вечера на месте.

      – Понял. На кого-то сослаться?

      Фоном проговорил что-то женский голос, и Марджашвили рассмеялся.

      – Она говорит, что лучше не надо. У Черняева медсестрой жена работает, может получиться неудобно. Всё, удачи!

      И экран погас.

      Верещагин вздохнул и начал искать номер коммуникатора доктора в Пушкарёвом переулке, а найдя, стал звонить. Ответили ему сразу: на экране появилась красивая брюнетка и приятным голосом сказала:

      – Стоматология, добрый вечер.

      – Добрый вечер. Вы сегодня до какого часа работаете? – спросил Алекс и затаил дыхание.

      – До восьми, – женщина сочувственно улыбнулась. – Осталось десять минут, и у доктора пациент.

      – А завтра?

      – А вот завтра как раз есть время в начале приёма, на одиннадцать утра. Годится?

      – Ну, хуже, чем было бы сегодня, но всё-таки хорошо, – он выдавил из себя улыбку, опасаясь, что она получится жалкой.

      – Тогда я готова вас записать!

      Алекс продиктовал свои данные и номер коммуникатора и распрощался. Отложив коммуникатор, тягостно вздохнул: зуб слегка утих, но не было никакой гарантии, что надолго.

      – Аркадий! – позвал он.

      – Тут я, – ворчливо ответили с подоконника. – Ты ужинать будешь, хозяин?

      – Думать об этом страшно! Мальчишек покорми…

      – Уже сделано.

      – Вот и хорошо. А скажи мне, Аркадий, нет ли в вашем загашнике какого средства, чтобы зубную боль прекратить?

      Аркадий Феофилактович, домовой, хмыкнул негромко.

      – Ты и сам знаешь, что надо к доктору идти. Но могу супругу попросить, на ночь она тебе боль утихомирит. Только…

      – Да, Аркадий. Да!

      – Только имей в виду, хозяин, что средство это одноразовое, и действовать будет до утра. Двенадцать часов, не более!

      Разумеется, Верещагин согласился на всё, в очередной раз подумав о том, какое счастье, что когда-то в их доме поселился Аркадий Феофилактович. Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла: домовушка Мелания Афанасьевна не слишком любила показываться на глаза кому-нибудь, даже хозяину.

      По паркету протопали ножки. Скрипнуло соседнее кресло, и больной щеки коснулась тёплая ладонь.

      – Ну, вот и всё. До утра проспишь спокойно! – прошелестел голосок,