Преступление тысячелетней давности. Ольга Яцких

страсти, влечения да желания.

      А бог Род послал Ладе подарок – амулет, ставший оберегом славян, заключившим в себе понимание мира и видение крепкой, счастливой семьи.

      Рассудок старика помутился, стал похож на чугунок, наполненный самыми разными яствами: детством, богами, любимой Марфой, молодостью… Тут и старость, как крышка, на поверхности лежит – пылится. Но самой яркой звездой в затуманенном разуме деда это его любимая внучка Прекраса.

      А в голове вода кипит, бунтует: «Убирай, убирай, огонь залью, бежать некуда». Кошка спрыгнула со стола. Бесшумно ступает мягкими лапками по неметеному грязному полу. Крыса забилась в угол избы и ждет, когда кошка пройдет мимо. Мыши в ворохе тряпья тоже ждут.

      Забрал Великий Олег у деда внучку Прекрасу, сказал, что теперь она – его внучка. Чугунок шумит, бурлит.

      Никого не осталось у старика. Пауки, кошка да мыши. Да домовой за печкой живёт – не бросает.

      Дед с ними всё делит поровну. А они ему тем же отвечают. Наплетут пауки паутины, муху какую или другую жужжащую тварь поймают в сети, а крылышки старику отдают. С чаем попьёшь, старый. А он и тем доволен. Хоть какая забота.

      Вскипятит воду дед, разольет травяной чай по глиняным чашкам и сидит, ждет. Вот они и пьют со стариком чай. Ему и то хорошо. По крайней мере они не равнодушны. Хоть какое-то участие, хоть какая-то связь с живыми. Старик немигающим взглядом смотрит в окно и видит, как тьма постепенно рассеивается перед рассветом. Он знает, что перемены не за горами, но он готов принять их, какими бы они ни были.

      Старый сидит на скамейке, сжав руки в кулаки, и вспоминает былые времена. Раскачивается в такт кукушке. За стеной скулит кикимора. Или сыч? За печкой шуршит домовой. А время словно остановилось. Он задерживает дыхание, открывает глаза и шепчет: «Что ты медлишь, Мара? Пора умирать!» Кукушка, старая дрянь, за дверью: «Ку-ку, ку-ку. Ку-ку, дурак старый. Пень сушёный, ку-ку».

      А помирать не хочется. Потому что не понимает уже старик, где он. В этом мире или уже в другом? Что за окошком: Явь или Навь? Надо бы кошку покормить да остальных. И снова задышало всё вокруг. Редким дыханием, шажочками шаркающими – ширк-ширк, топ-топ. Глаза закрыл старик – и картинки из жизни: лето, береза, глаза Марфы, словно у кошки, хитрые и задорные…

      Кошка обвила ноги старика, как хмель ограду. Того и гляди дыру протрет в штанах. Другие ждут. Они более терпеливы. Хорошо, что время принадлежит богам. Хуже, когда боги отворачиваются от людей, и еще хуже, когда боги уходят. «Это время не за горами», – проносится в голове у старика. «Две тысячи лет молчать будут боги. Когда огонь прогорит, да пепел в душах людских останется. Забудут простые люди свои корни, выжгут даже пни от вековых деревьев веры чужестранцы в черных одеждах. Расскажут о новых богах, вернее о новом Боге».

      Но старик этого уже не увидит. Для него вообще больше времени не существует. Он ждет, пока сотлеет, пока весь выкипит, да дно пригорит