Преступление тысячелетней давности. Ольга Яцких

что дед пытается вернуть её в реальный мир. В ответ кошка с гордостью подняла хвост и распушила шерсть на спине, словно заявляя всем своим видом, что выполнила важное дело и готова воротиться в Явь. Кровь старой чародейки бурлила.

      – Гой! Черна Мати! Гой-ма Марена! – припомнила заклинание колдунья, эхо разметало её слова по мрачному проходу.

      Тело валькирии стало прозрачным и растворилось в черноте неба.

      Старая ведунья выдохнула. За спиной у неё хмыкнули. Она обернулась.

      В расслабленной позе, прислонившись плечом к старой сосне нахмурив мохнатые брови и скрестив руки на груди, стоял ее дед.

      – Ну ты, бабка, и даешь!

      Ударившись оземь, бабка вернула себе человеческий образ.

      – Ну и ты не промах, старый, – фыркнув, прошамкала в ответ ведунья.

      Подойдя к уже остывшему телу Хельги, ведунья осторожно коснулась руки умершей. Рука была неподвижна. В полумраке лицо Ольги было бело, словно саван. Нежные облик её девочки исказился, и баушка почти не узнавала свою дочку. За привычными чертами выступили какие-то иные – уродливые и резкие. А прежней Олюшки уже как и не было. Она ушла, но в ней еще жила жизнь. Дитя!

      Нож лежал теперь рядом с бездыханным телом Хельги. Его ручка сияла сиреневым огнем, а лезвие блестело в лунном свете. Старая ведунья разрезала одежду покойной этим ножом, прикоснулась к её животу и прошептала:

      – Ребенок жив, я чувствую.

      Дед разжег костер. Слабый его свет падал на лицо ведуньи. Она, не мигая, смотрела на Хельгу.

      – Мы не успеем спасти ребенка, если ждать утра. Нужно сейчас, сию минуту помочь ей родиться.

      – Почему ей? – удивился старик.

      – Это девочка, я чувствую. Иди к ручью, тут рядом, принеси воды, – властно приказала старуха.

      Дед кинулся было к ручью, но понял, что у него нет сосуда для воды. Тогда он стянул кожаные штаны с мертвеца, завязал их узлом и побежал.

      Старуха затянула песню и медленно стала доставать из своей сумы кубышку с уксусом, черный коробок, пучки растений и кусочки тугой смолы. Заговоренную смолу она бросила в огонь, туда же высыпала и содержимое черного коробка. Ее голос становился громче, а костер разгорался ярче, потрескивая и искрясь. Запахло серой и полынью.

      С силой разведя ноги покойницы, колдунья услышала хруст костей. Сбрызнув уксусом живот Ольги, она аккуратно сделала надрез и скорее нащупала, чем увидела, как в чреве мертвой женщины показалась головка младенца. Голова была огромной, или она просто давно не принимала роды? Со всей силы она ухватилась другой рукой за спинку ребенка и вытащила его из живота. Её бросило в жар. Жар был нестерпимым, руки горели огнем, но старая колдунья громче запела песню рождения.

      Дитя было в руках ведуньи. Появившись на свет, ребенок закричал. В этот момент вернулся старик и, омыв нож родниковой водой, перерезал пуповину.

      Прекраса

      Уставшая