Вейн. Инна Живетьева

принял сахар, захрустел, выпустив блестящую нитку слюны. Юрка погладил его по бархатистой щеке.

      – Надоело стоять?

      Алый, соглашаясь, переступил. Глухо стукнули копыта.

      – Ничего, скоро лето.

      Глава 5

      Обрег, как и положено бию, имел несколько юрт. Под жилье – большая, белая, крытая шкурами и опоясанная цветными лентами. Серые, попроще, предназначались для хозяйственных нужд. Юрка сидел на цепи возле той, что отводилась под кухню, и рядом с ним лежали псы в ожидании подачек. День стоял жаркий, войлочные стены закатали снизу, прихватив на высоте человеческого роста веревками. Сквозь решетки было видно, как готовят обед три жены Обрега – старая, похожая на высохшего деревянного идола, беременная молодка и девочка лет тринадцати. Калима разговаривала со средней, помогая катать из теста жгуты под баурсаки. Трещало в казане масло.

      Передвинуться в тень не давал поводок. Чесалась спина – всю дорогу Калима щипалась, сильно, с вывертом. Юрка откинул голову, уперся затылком в столб коновязи и прикрыл глаза. Уже завтра он поедет с табунщиками. Последний день в ауле – и такой бесконечный! Лениво меняются цифры на часах. Тени сначала не хотели становиться короче, теперь отказываются расти. Чтобы хоть чем-то занять себя, Юрка вспоминал лето.

      …Литовку Ленька кому попало не доверял, боялся, обрежутся пацаны. Брал с собой только Юрку и Левку Панаргина.

      Косить тяжелее, чем пасти табун, но Юрке нравилось. Да и платил Ленька по-честному, а на две пенсии и сиротское пособие не больно пошикуешь. Зачем подряжался каждое лето Панаргин, было непонятно. Жил он за Обводной, в элитной новостройке. Учился в той же школе, на класс старше, и уже вовсю ухаживал за девушками.

      На покос выезжали рано. В телеге Юрка сворачивался клубком и досыпал под мерный стук копыт. Похрапывал Левка. Очки он не снимал, и они медленно сползали на кончик носа.

      – Приехали! – будил Ленька.

      Пока он распрягал Маньку, Юрка душераздирающе зевал, а Левка протирал очки подолом футболки, моргал и близоруко щурился.

      Ленька командовал:

      – Начали!

      Сам вставал первым, потом Левка. Юрка последним.

      Все помнится ярко, до звуков, до запахов.

      Трава тяжелая, в росе. Литовка подрезает ее с влажным шорохом. Ш-ш-ших, ш-ш-ших. Блестящее лезвие описывает полукруг, оставляя за собой короткий зеленый ежик. Вялое от недосыпа тело разогревается, лучок крепче ложится в ладонь.

      Роса подсыхает, звук становится легким, звенящим: цы-ы-х, цы-ы-ых. Коса идет тяжелее. Припекает под футболкой плечи, руки наливаются усталостью. Ленька прет, точно мотокосилка. Левка старается не отставать. Густо пахнет травяным соком. Опушка манит тенью и красной, доспевшей земляникой. Юрка поглядывает на солнце: как разгорится день, сядут перекусить. Насобирать ягод, залить молоком и умять с хлебом – вкуснее не придумаешь.

      Ленька оглядывается:

      – Устали? Отдохните.

      Юрка мотает головой. Вот еще!

      Шуршит трава. Остановился Левка, перевернул косу. Протер очки и придирчиво оглядел лезвие. Оселок достал,