В человеческом обличье. Артем Римский

цвета его глаз, но даже не сомневался, что они черны как уголь. Смотрел Призрак исподлобья, и взгляд этот не сулил ничего хорошего. Он буквально горел какой-то необузданной силой и, казалось, без всяких условностей подтверждал, что его обладатель способен быть бесчеловечным, даже если он всего лишь человек.

      Больше всего Дэйву хотелось развернуться и убежать, но при этом лицо Призрака приковывало к себе, почти гипнотизировало. Возникало ощущение, что рядом дышит то ли смерть, то ли ад, то ли один из его обитателей; словом, нечто, заставляющее слушать себя не перебивая. Дэйв был бы и рад поверить в потусторонние силы, потому что испытывать такой страх в отношении человека было просто абсурдно.

      – Я тебя знаю. Ты Адам Джонсон, – заговорил он. Услышав свое имя, Призрак слегка приподнял голову, но так ничего и не ответил. – Ты не помнишь меня? Мы росли на одной улице, пока… – тут Дэйв сглотнул колючий комок. – Пока ты не уехал из Эскины. И знаешь… глядя на тебя, я бы хотел, чтобы ты никогда сюда не возвращался.

      Адам не отреагировал и на оскорбление. Дэйв хотел выпить, но опасался, что его потенциальный противник броситься в атаку, как только он хоть на мгновение отвлечет свое внимание.

      – Слушай, – продолжал Дэйв. – Ты выглядишь очень странным типом и самое странное то, что ты даже не пытаешься это опровергнуть, хотя бы просто поздороваться. Я не хочу тебе грубить, но если ты действительно живой человек, а не гость из преисподней, то ведешь ты себя как конченый псих. И кажется мне, что по-хорошему нам с тобой не разойтись, хотя меньше всего мне сегодня хотелось выяснять с кем-то отношения. Так что, если ты настроен разорвать меня на куски, то хватит испытывать мое терпение. Покончим со всем этим, а?

      Адам наконец пошевелился. Но вместо предложения атаковать он перешагнул через рельс и сошел с пути. Еще две секунды он смотрел на Дэйва, затем отвернулся и пошел прочь в сторону леса. Дэйв смотрел ему вслед и чувствовал, как душу его сводит судорога ярости, обломком которой с ним словно поделился Адам. И ярость эта ощущалась какой-то припадочной, болезненной, похожей на внезапный приступ эпилепсии, была нежеланной и совершенно незнакомой прежде. Несмотря на то, что дурманила мозг она почище любого «Джека Дэниелса», Дэйв все же понимал, что глупо пытаться реализовать ее в поединке с психом. И все же реализовать ее было необходимо. Просто подавить в себе волну такой ненависти не было никакой возможности. И как только силуэт Адама скрылся среди деревьев в сотне метров от железной дороги, Дэйв открыл бутылку и выпил столько, сколько смог. После чего швырнул ее на откос и сам бросился вниз.

      Он бежал так быстро, как только мог. Алкоголь, конечно, должен был нарушить его координацию, но гнев, сменивший собой страх, компенсировал это взрывом физической силы. Дэйв был уверен, что мог бы сейчас пробежать марафон, мог бы в одиночку разгрузить фуру муки на своей недавней работе, и мог бы прикончить кого угодно без особых усилий. Он понимал, что ни в коем случае нельзя останавливаться,