Бубновые тузы. Виктор Некрас

к нам не приводит,

      Споров меж нами нет,

      Брань нам и в ум не входит;

      Дружба, твои успехи

      Увеселяют нас;

      Вот наши все утехи,

      Благословен сей час.

      Ротмистр Ивашев вскинул голову и продолжил (на впалых щеках его быстро разгорался румянец):

      Мы о делах чужих

      Дерзко не рассуждаем

      И во словах своих

      Света не повреждаем;

      Все тако человеки

      Должны себя явить,

      Мы золотые веки

      Тщимся возобновить.

      Ты нас, любовь, прости,

      Нимфы твои прекрасны

      Стрелы свои внести

      В наши пиры не властны;

      Ты утех не умножишь

      В братстве у нас, любовь,

      Только лишь востревожишь

      Ревностью дружню кровь.

      – Браво, – кисло сказал генерал – должно быть, его запал прошёл. – И господина Сумарокова приплели сюда же… Добро хоть ума хватило сжечь всё лишнее, а то небось и без того уже на каторгу наболтали или солдатчину…

      – Да это недоразумение какое-то, – без особой уверенности в голосе сказал Дмитрий Иринархович. – Мне мой Орден восстановления сам государь создавать разрешил…

      – Один государь разрешил, а другой… – генерал поперхнулся рвущейся с языка фразой и махнул рукой. – Возьмут вот под сюркуп45 обоих…

      Вера Александровна всплеснула руками:

      – Да что вы, бог с вами…

      Добро хоть девушек тут нет, – с горьковатой усмешкой подумал Митя. – Сейчас этих охов и ахов было бы раза в два больше, а то и в три. Да и до слёз бы непременно дошло, чего уж там.

      – Ну а чего ж, – сумрачно ответил ротмистр. – Очень даже запросто, маменька. Я ведь, как и Митя, был со всеми знаком, с теми, кто в Петербурге… – он замолк, не решаясь продолжать. Остальные тоже молчали.

      – Может быть, бежать тебе, Митя? – нерешительно предложила Надежда Львовна.

      – Куда? – усмехнулся лейтенант. – Нет уж…

      Он поднялся, прошёлся по гостиной из угла в угол, остановился у камина. Камин у Ивашевых был знатный, настоящим немецким мастером сложенный, кованой решёткой, искусно собранной из витого железного прута, кладка выглядела так, словно камин только вчера целиком перенесли из какого-нибудь остзейского замка, строенного ещё веке в четырнадцатом (хотя на деле этому камину было всего-то лет десять). Несколько мгновений Завалишин смотрел на догорающие бумаги, потом присел у огня, щурясь от жара, пошевелил в пламени тяжёлой кованой кочергой – взлетели клочья пепла, качнулось пламя, словно собираясь выпрыгнуть сквозь решётку на паркет. А лейтенант выпрямился, обернулся, обвёл всех взглядом (родственники стыли в ожидании того, что ещё скажет Митя – с его словами привыкли считаться в обеих семьях) и договорил:

      – Лучше сразу, волку в пасть… завтра с утра пойду к губернатору.

      Василий уронил на стол трубку, которую как раз перед этим принялся набивать и вытаращился на лейтенанта.

      – Ты

45

Взять под сюркуп (термин из преферанса)–под подозрение, наблюдение, арест.