Ведьма из Карачева. Галина Семеновна Сафонова-Пирус

А раз трясу я эти лапы, а тут и приходить Коля, сын Тихона Николаевича, нашего управляюшшего. Стал в сторонке и всё смотрить, смотрить на меня, а когда я чуть ослобонилася, подошел, взял за руки и говорить:

      – Такие рученьки маленькие, а делают грязную работу.

      Посмотрела я на него так-то… А его-то руки белые, мягкие, да и сам чистый, выхоленный. А во чужой!.. Вот и начал этот Коля приходить, как что, и вотон! Мамка, бывало, забяжить ко мне, приподнимить папуши, а там – груши, яблоки, а другой раз и котлетку принесёть или пирожок какой. Прознали про это наши ребяты фабричные и как начали его дразнить: в цыганчишшу, мол, влюбился, в цыганчишшу! Прямо прохода этому малому не давали, а он еще и скажить мне так-то:

      – Маня, ну какая ж ты цыганка? Ты же такая красивая!

      А отец-то этого Коли, управляюшшый Тихон Николаевич, такой простоватый был, добрый. Бывало… и не раз, дасть ему Иван Иванович Собакин деньги для рабочих, а он, видать, на нужды какие и растратить. Подойдёть срок нам платить, а у него и нечем, вот потом и гоняемся за ним. Прибягим в контору:

      – Где Тихон Николаевич?

      – В церковь пошел.

      Пустимся и туда:

      – Тихон Николаевич, деньги-то наши…

      – Тьфу, сотаны! – Перекрестится: – И в божьем храме, окаянные, нашли, – Ну нет у меня денег, нет!

      Но все ж выташшым сколько-то, хоть понемногу, но дасть.

      Да что с ним стало, когда буржуев разгромили… То, что и с другими. Он же никуда не уехал и в такой бедности жил! Правда, не в Карачеве, а там-то, на Белой горе. Дочка с ним осталася, Марусей звали, и с Колей этим уж очень похожи они были. Когда их разорили, так вышла замуж, но вскорости померла, и как-то на базаре по обличью узнала я дочку её… это уже после войны последней было. Узнала, подошла к ней да говорю:

      – Скажите мне, пожалуйста, ваша мать не Скорбилина Маруся?

      – Да, – отвечаить.

      – Как вы, – говорю, – похожи-то…

      – Да что вы, тетя! Похожи… – Ну, она лицом-то похожа, но такая занУженая28! И росточку-то… – Мама моя красавицей была.

      – Да-а, милая, – говорю, – ты же, наверное, помнишь, как мама жила. Одна девочка в семье, выхоленная, вся в кружевах, её только на руках и носили… Ну да ладно, ты мне про братьев-то расскажи, их же трое было.

      Она и начала:

      – Виктор помер еще в двадцатом от голода и дизентерии, Вова теперь инженером в Крыму работаить, а вот Коля… – Тут и замялася. Ну, я и поняла, что он или за границу ушел, или его расстреляли. – А вот мама рано умерла…

      Ну, ясное дело! Попасть в такую жизнь из той-то, в которой жила… Тихон Николаевич хоть и из образованных был, а обеспечить её, как раньше, уже не смог.

      Опять про фабрику тебе? Да вроде всё уже рассказала…

      А проработала я там зиму и пришла весна радостная. Тепло, зелень кругом! Бывало, бягим на работу с девчатами босичком легко, быстро! А выходили рано, часам к семи, и работали столько, сколько кому нужно, – натрясешь кон-другой,

28

Неухоженная, слабая.