Самый лучший комсомолец. Том 5. Павел Смолин

номерами на матрасах и постельном белье.

      – Какой-то юродивый генерал у нас, – тихонько поделился я с девушкой соображениями.

      – Очки втирает, – поморщилась она. – Знаем мы этих «однокомнатных» – чисто ради хвастовства прописался, а живет где-нибудь за городом, и не в такой, – она окинула рукой окружающее пространство. – Халупе. Мутный он какой-то.

      – С другой стороны – и помутнее видали, – пожал плечами я.

      – Видали! – согласилась девушка.

      Воссоединились с товарищами в столовой, уселись за стол, и взрослые накатили за встречу. Мы с Вилкой (она взрослая, но особенная) ограничились яблочным соком. Немного поругав «оборотней», выпили за торжество социалистической законности, и генерал Щукин начал пространно оправдываться:

      – Вы ведь даже лучше меня о положении дел в КГБ знаете, товарищи: народ нашу службу боится и не понимает. Кроме того – работа тяжелая, ответственная, с прямым риском для жизни, а престиж – никакой.

      «Престиж» в СССР – это когда ништяки дают: квартиру, машину, спецснабжение.

      – При Юрии Владимировиче и Семене Кузьмиче стало лучше, – на всякий случай выразил он лояльность. – Но все равно кадровые остатки за армией и милицией доедаем, буквально с улицы людей набирать приходится. Если с армией за плечами – вообще за счастье!

      – Преувеличиваете, Ярослав Вячеславович, – хрустнув солёным груздочком, поморщился генерал Федин. – Чистки проводятся в ежедневном режиме, престижность профессии растет на глазах. Сережка вот больше всех старается, – с улыбкой похлопал меня по плечу. – Квартиры тысячами в жилищный фонд отгружает, кино Семену Кузьмичу помогает про нас снимать.

      – Мне бы такого внука, – продемонстрировал образцово-показательный прогиб товарищ Щукин.

      – Только при родных такого не говорите, – попросил я его. – А то будет у них психологическая травма. Вы же не только дед, но и целый генерал – такого разочаровывать особенно больно.

      Генерал пожевал губами и неуверенно ответил:

      – Им уже под тридцать.

      – Так еще хуже, – заверил его я.

      – За потомков! – предложил тост Григорий Валентинович.

      Выпили, покушали.

      – Третий год без отпуска, – со вздохом похвалился Ярослав Вячеславович преданностью служебному долгу.

      – Все мы ради Родины отказываемся от личного комфорта, – не впечатлился Федин. – Сережка хитрый, полдня в пресечение хищений социалистической собственности поиграет, а мы потом месяц в авральном режиме пашем всей Лубянкой, – и снова по плечу похлопал – не обижайся мол.

      – У меня правнучка твоего возраста, – решил попытать удачу Щукин. – Хорошенькая. А поет как! Давай познакомлю.

      – Приходите вместе на концерт, – отказался я от такой чести. – Сфотографируемся на память, послушаю, если захочет – хорошие певицы стране нужны, но ничего не обе…

      БАХ! – и я осекся, с нехорошими предчувствиями глядя на