Сплясать для Самуэлы. Хагит Гиора

времён рассыпалась; смена сетки координат; следы, кого спросить о ком-то, давно потеряны.

      А спрошу-ка между делом, так, орёл-решка, прощаясь по телефону, как бы «ой, пришло в голову», не выдавая сердечный переполох… «Слышали о таком авторе? Я же оторвалась давным-давно, не в курсе, упёрлась в свой сионизм… а в империи, говорят, сейчас такие великолепия… Слышали такое имя – Самуэла?…»

      – Нет. Нет. Не слышали.

      Ага, все как я, хотя читающие, интересующиеся, и в Россию ездят. Но не слышали. Не наслыханы. Нет. Никогда.

      …И вдруг один телефон в Хайфе:

      – Как же! Эла! Эла из Эрмитажа, она заведовала древними цивилизациями! Мумии, саркофаги… Наши экскурсоводы в Хайфе все с ней работали, и Ляля… Она же здесь давала лекции и в армии. Спросите кого-нибудь из Эрмитажа…

      Другой телефон, тоже в Хайфе:

      – А, Фингарет? Ляля работала с ней много лет… в Эрмитаже… Где живёт? Понятия не имею. Тогда… но это давно, много-много лет… на улице вверх от старого города, там лавчонки, забегаловки… занюханная такая… Как называется?.. а-а, пророков, улица Пророков. Но где сейчас, не знаю. Да и жива ли? Может, Ляля знает… Телефон Ляли? Не знаю, нет. А спросите у Иры в книжном, ну да, в Хайфе, в «Дон-Кихоте», она тоже из Ленинграда, она работала после института в Ижорах три года, она должна знать…

      На расспросы, кто Самуэла помимо Эрмитажа, есть у неё семья, родня, откуда она? – ноль информации. Самуэла – terra incognita.

      Та-а-к, подъедем в Хайфу, зайдём в «Дон-Кихот», спросим Иру…

      «Подъезжая под Ижоры, я взглянул на небеса…» – Господи, всё Питер, всё оттуда.

      Ира, приветливая петербуржанка, уютно обустроена за обширным прилавком, оснащённом экранами. Оттарабанила в Ижорах обязательный срок учительства. Деликатная, следит за собой, приятной полноты; бабушка. Позвонила внучка – ответила мягко, коротко, дельно – на работе! Вспоминает лекции Самуэлы, её разъезды с диапозитивами Эрмитажа по весям и армейским базам Эрец Исраэль. Лекции и для «русской» публики об Израиле. «Она так быстро тут всё изучила…»

      Вспомнив, как говорила на лекциях Самуэла, уютная бабушка Ира встрепенулась. Лицо озарилось счастливым волнением, розовеет.

      – Самуэла выходит… вся такая строгая, стройная… возвышенная… такая, ну, вдохновенная… И говорит… Не знаю, не могу передать. Не от мира сего!

      – А о чём? Что она говорила? Ну… как? Как она говорила? О чём?

      Кругленькая уютнейшая ласковая Ира силится сказать, улыбается, вся в запале, и – молчит.

      – Я нне… умею. Я это не умею сказать.

      И смотрит мечтательно, вне деловой приветливости работника книжной торговли, расслабившись, и улыбка не сходит с лица.

      – А какая странная фамилия, финская, что ли? – Фин-гарет…

      – Да что вы! Это же еврейские портные! Как Грегори Пэк от «Пекарь», так и портные, у кого добротные пальцы, finger, те – Фингарет!

      Ах, вот оно что! Пальцы, пальцы, умеющие всё сладить,