Жизнь как текст. История – автор – роман. Илона Якимова

наиболее чистой исторической истине. Искажение ее для науки катастрофично во всех смыслах этого слова: вне истины наука бессмысленна, иной идеал для науки по определению невозможен.

      Естественно, историк-профессионал гневается, видя погрешение своего идеала, и в праведном гневе укоряет исказителей.

      Так вот, подобные укоризны беспочвенны. Точнее говоря, весь подобный подход к исторической беллетристике страдает тяжелым и неустранимым недостатком: непониманием того факта, что историческая беллетристка не может и не будет служить инструментом исторического просвещения, за исключением тех редких случаев, когда профессиональный историк сам берется за перо и решает одновременно две задачи: как научную, так и художественную» (Дмитрий Володихин, ««Перья на шляпах». Историческое просвещение и историческая беллетристика»).

      Интересно, что статья вышла в 2017 году, роман Алексея Иванова «Сердце пармы» – на 13 лет раньше, однако в качестве примера того, как нарочито небрежно работают классики исторического романа, Володихин приводит… Вальтера Скотта. А ведь, казалось бы, отчего не поговорить о современнике и о русской истории? Или не все так неладно в датском королевстве с исторической беллетристикой, как это желает подать публике профессиональный ученый?

      Позиция живого классика более-менее понятна: написание исторического романа – занятие кастовое, и не всякая тварь дрожащая на то право имеет. Но именно такое отношение людей компетентных и остерегло меня от написания романа по русской истории четверть века назад – а ну как зубры вызверятся? А тут я, без профильного образования, как посмела? Да еще планка, выставленная Валентином Саввичем, смущала – если не справлюсь? После Пикуля писать русскую историю XVIII века – на это надо было иметь, кроме образования, изрядную дерзость. Марать же домыслами и гипотезами историю зарубежную мне не мешал никто. Кстати, хозяйке на заметку: удобней выбирать себе узкий период истории или конкретный момент для написания книги, меньше вероятность, что кто-то еще будет знать его глубже, чем вы – при условии, конечно, что озаботитесь тщательной проработкой материала.

      Но, уверяя, что писать исторические романы следует только профессиональным историкам, Володихин льстит себе и обманывает читателя. Где они, те орды историков, владеющих писательским даром, развитым на уровне иных их профессиональных качеств? Нету. Крайне редко совмещается в одном человеке талант исследователя и талант писателя. Да и сам Володихин соглашается, что архиредко встречаются писатели среди историков, приводя в качестве образца изчезающе малое количество имен. И возмущается вновь: «Знаменитейшие книги серии ЖЗЛ пишут не историки, а литераторы». Нехитрая правда, почему так происходит, состоит в том, что эти грешные литераторы, вероятно, умеют писать текст, читабельный для широких масс. А большинство российских профессиональных