Песни жаворонка. Утренняя. Алексей Исаев

иначе, не надо было топтаться по второстепенным лестничным пролетам. Из той встречи с первым секретарем Союза писателей СССР – вспоминается лишь незаданный вопрос: как ему удалось в 24 года написать большой роман «Строговы» в строгих классических формах? Потом, уже на факультете, мы расспрашивали педагогов, но и они лишь пожимали плечами, мол, такое было время – время быстрого созревания мальчиков в мужчин, тому яркий пример Шолохов. Сегодня же его творчество вызывает ряд вопросов: математическая проработка показала, что первые два с половиной тома «Тихого Дона» написаны не шолоховской рукой. Для меня этот факт не важен: кто бы ни написал его, все равно это – великое произведение.

      Вспомнился эпизод из давнего далека, что называется – «мои истоки». По таежке, окаймлявшей с южной стороны нашу деревню, струился прозрачный ручеек с ключевой водой. Небольшой мосток постоянно разрушался под копытами скота и стальными колесами техники. Один из мужиков, будучи в подпитии, решил раз и навсегда устроить переправу: подогнал тракторную телегу с навозом и завалил ручеек. Разгневанная общественность едва не закопала тракториста там же. Ручей освободили, заодно расчистили русло от коряг, кочек, углубили, перекинули новый мосток, и наш студенец резво побежал к речке, чтобы километров через пять раствориться в ней бесследно. Всякий раз, когда усталые колхозники возвращались с полей, останавливались на его берегу и пили живую воду – кто зачерпывал кружкой, а кто припадал к воде губами, став в молитвенной позе на колени. Глядишь, и мой «ручеек» воспоминаний и размышлений кого-то обрадует. Я не буду спрямлять его русло, мой рассказ без сюжета, поэтому читать его можно с любой главки…

      Мысль уехать из Томска вызревала долго, но созрела неожиданно. Сначала, решил я, посмотрю Москву, повидаю брата, потолкуем за жизнь. Попробую поступить, куда – придумать пока не мог. Я уже учился в военном училище, в политехническом институте – там и там не получилось. Не потому, что тупой или понял, что это не мое. Причина в хрущевской дури: придумал связать учебу с производственной практикой. Вместо того, чтобы осваивать военную педагогику, нас отправили на целый год в воинскую часть с целью прочувствовать вкус солдатской каши. В политехническом я поступил на радиотехнический факультет, специальность – диэлектрики и полупроводники. Сплошная математика, наскоком не осилить, надо проявлять усидчивость. Но и тут настигла идея Никиты Сергеевича: в течение двух курсов мы должны были учиться по вечерней системе, а познавать смысл жизни трудящегося человека определили на завод – осваивать рабочую профессию. Три месяца я был учеником фрезеровщика. Сначала не знал, что это такое, но вскоре понял, насколько интересная, с элементами творчества специальность. Однако совместить институт со сложной учебной программой и работу на заводе было выше моих сил.

      Не поступлю – не беда, думал я под стук колес