Пионерская правда. Денис Николаевич Муравлёв

с крэ́мом бу́дэшь пить в Крэмле́! Я это и Отцу твому́ давно уже сказа́ла – такому же ха́му, как и ты́. – Она спортивно и театрально развернулась на остром каблуке своей красной туфельки в его сторону, чуть присела, и, прищурив один глаз, наставила на него в упор сверху вниз его детский калейдоскоп:

      – Вы арестованы за нарушение скоростного режима!

      – Отдай! Это моя Подзорная Труба! – тявкнул он.

      – Люди-то е́сть при социализме? – произнесла Она, как заправский астролог, неуловимую для него двусмысленность, смерив его через калейдоскоп с головы до ног и обратно, показу́шно настраивая своим красным маникюром резкость его «Подзорной Трубы», сулившей Русскому Генералу от инфанте́рии при обычных, более счастливых, условиях пребывания в детстве одну лишь хаотичную смену невпопад бессмысленных стеклянно-пёстрых мозаичных орнаментов. Он уловил тему, увидев на себе наведённое жерло Судьбины, но, не показывая своего напряжённого состояния, подошёл поближе и решил угодить Ей в Её игре:

      – Ну-у… и люди интиресные такие ходють по улицам.

      – Не ходють, а хо-дят! – поправила Мать.

      – Ну, хо-одя-а-ат, – лениво отмахнулся он.

      – Не «ну», а лю́ди хо́дят! Куда и откуда, а также когда и во сколько – э́то мы ещё посмо́трим, – Она подозрительно сузила глаза на Генерала от инфантерии.

      – Ну, лю-юди хо-одят. – он как-то скис от ночного информационного перегруза.

      – Опять «ну». Ладно, потом об этом.

      – О чём?!

      – О том, как ты́ говоришь, о том, как Бабушка Ната́ша твоя говорит, и о том, как на́до говорить! Продолжим?

      – Ну, – пробурчал он.

      – Опять «ну»! – помолчав, спрятав калейдоскоп за спину, словно вспоминая, о чём был разговор, и уловил ли сын нить разговора, Она продолжила:

      – Ага! Значит, люди тебе нра́вятся, говоришь? Мм-г… – Мать прошла мимо него в квартиру и остановилась у двери в большую комнату, переваривая сказанное и услышанное от него в ответ.

      – Да! Нравятся! – задиристо стоял он на своём.

      – А кто бо́льше нравится: женщины или мужчины? – спросила Она тогда, повернувшись к нему с провокаторской улыбкой.

      – Мне все́ нравятся! Космонавты и пожарники. И дети мне то́же нравятся! Пионеры!

      – Не пожарники, а пожарные! Пожарники – это жуки такие, – поправила Она. – Пионеры ему нравятся, смотри-ка… Значит при социализме хорошо жить, считаешь?

      – Да! – он даже воспрял духом в своей уверенности.

      – Ладно, хорошо так хорошо. Хотя кому хорошо, а кому и не очень. Но потом придёт другой строй. Это не капиталистический, но что-то вроде. Как бы нечто между капиталистическим строем и социалистическим. Серединка на половинку.

      – Откуда знаешь?! – округлил он глазёнки.

      – Так сказали. Потом поймёшь. А сейчас – слушай!

      – Что будет со мной? – встрял он.

      – А ты эгоист, – улыбнулась Она. – Ладно, так и быть, узнаю и это.

      Она собралась было идти к ним, но сын, уже бодрствующий в ночи́, учуявший