Стихотворения и поэмы. Дмитрий Щедровицкий

в них,

      Но был превыше их, как лик в картинной раме.

      И ты забыл про смерть. Под греблю грубых рук,

      Сияя, голос плыл. Ты вспомнил, как Ревекка

      С корицей пряною смешала горький лук,

      Уча Иакова. Тебе открылись вдруг

      Безумье, нищета и слава человека.

1977[5]

      Я мудреца спросил:

      – Зачем на свете зло?

      Он из последних сил,

      Ступая тяжело,

      Развёл костёр. И вдруг

      Над ним, средь пустоты –

      Лучистых кисти рук

      И музыки персты.

      Но если бы не дым,

      Не копоть от костра –

      Мне был бы луч незрим

      И радуги игра…

1977[6]

      Я в беспокойстве, но найду покой,

      Едва лицо твое вблизи увижу,

      Иль в трёх шагах, иль даже за рекой,

      Иль пусть во сне, но мне хотелось – ближе…

      Я безнадёжен. Но надежда есть –

      Что смертный слух слова твои уловит,

      Иль о тебе дойдёт глухая весть,

      Иль тень её коснётся изголовья.

      Я умираю. Но ещё живу –

      Лишь запахом, почти неуловимым,

      Твоих волос, упавших на траву,

      Тянущуюся к нисходящим ивам.

1977

      «Словно пловец, увлечён ледяною струёй…»

      Словно пловец, увлечён ледяною струёй

      И не имеющий сил на движенье иное,

      Слушаю речь и глухие осколки её

      Чувствую в страхе – прилипшею к ветру спиною.

      Но в ураганный, глухой, нарастающий гул

      Вдруг занесённой души отворяется дверца:

      Слог одинокий, застывший в девятом кругу,

      Вырваться хочет… Всё жарче и жарче на сердце.

1977

      Внезапное

      Златая цепь причин и следствий

      Порваться может, словно в детстве,

      Но вновь сомкнётся, став длинней, –

      И крест окажется на ней.

      Бывают улицы мрачнее,

      Чем птицы в склепах у Линнея,

      Бывает, улица вспорхнёт –

      И засвистит, как зяблик синий,

      А ветер – в такт, совсем без нот,

      На многолюдном клавесине.

      А кто родился на земле –

      Пусть галкой рядом с водостоком –

      Тому намного веселей,

      Чем волнам в море одиноком:

      Распахнутый, молящий глаз

      Средь слепоты стоокой мрака,

      И редко-редко водолаз

      Смахнёт слезу с больного зрака.

      И остаётся только лес –

      Он души сломленные чинит,

      Кружа меж годовых колец,

      Не вспоминая о кончине.

      Допишешь полночью крутой

      Жизнь до последней запятой –

      И с прошлым будущее свяжешь…

      Но это – вовсе не про то.

      О главном – ничего не скажешь.

1977

      Святой Себастьян

      С растущими крыльями белыми –

      И сам, словно птица, бел –

      Висит, оперенный стрелами,

      Мишенью