Поклонники. Алёна Моденская

в сплошной неприятный для слуха звуковой поток. Одна из женщин… хотя это слишком. Одна из существ женского пола уронила чебурек и присела на корточки. Джинсы с заниженной посадкой тут же сползли, открыв окружающим вид на значительную часть целлюлитного филея.

      К ней, покачиваясь, подошёл один из жрунов и что-то хрипло прогавкал. «Дамочка» встала и громко тявкнула в ответ нечто неприличное. Из клокочущего набора звуков можно было разобрать только «в рот».

      В этот момент сверху раздалось скрипучее карканье. Подняв расплывшиеся физиономии, «отдыхающие» увидели огромную чёрную птицу, сидевшую на голой ветке сосны. Судя по полному отсутствию коры, дерево высохло уже давно. Бледно-серый ствол, испещрённый точками и извилистыми дорожками древоточцев, на боку которого чернело большое пятно от поджога, уже чуть наклонился. Ветвь осталась всего одна – толстая и кривая, ровно горизонтально нависающая над дорожкой.

      Склонив голову набок, ворон пристально смотрел на жрунов. Один их жующих размахнулся и бросил в птицу полупустую пивную бутылку. Бутылка, кувыркаясь и разбрызгивая пенящуюся вонючую жидкость, пролетела на значительном расстоянии от птицы, описала дугу и мягко исчезла в сугробе. Забава жрунам понравилась, и они с визгом, гоготом и матом стали швырять в ворона всё, что попадалось под руку. В воздухе мелькали разноцветные бутылки, банки, стаканчики, мятые бумажки, скомканные фантики. Всё это или утопало в сугробах, или разлеталось яркими аляповатыми пятнами вокруг.

      Ни один из бросков не достиг цели. Птица спокойно сидела на ветке, пролетающий мусор, казалось, её не волновал. Это раззадоривало ещё больше. «Снаряды», бросаемые в птицу, становились всё тяжелей, выкрики – громче и злобнее. Один из жрунов встал под веткой и, задрав голову, проорал птице целый поток нецензурной брани. Но с каждым выкриком речь его становилась более нечленораздельной, пасть разевалась всё шире. Черты лица исказились, превратившись в гадкую бледно-синюшную морду.

      Облик его товарищей тоже изменился. Суставы выкручивались, пасти разрывались, глаза выпучивались и наливались кровью. Побросав в птицу всё, что было под рукой, жруны начали по-собачьи прыгать на сухое дерево, клацая зубами и царапая ствол когтями. Занятие заведомо бессмысленное – ни одна из тварей не допрыгнула бы до высоко расположенной ветки, но в приступе тупой ярости они продолжали наскакивать на ствол, ломая об него когти и выдирая крупные щепки. И после каждого прыжка им всё труднее становилось сохранять вертикальное положение. Та, что демонстрировала свои «булки», уже стояла на четвереньках, её приятель-матершиник ковылял на четырёх кривых лапах разной длины, припадая вперёд, так что зад оказывался выше головы.

      Под человеческой одеждой перекатывались ассиметричные бугры мышц и вывернутых суставов. Двое его приятелей наблевали прямо на себя.

      Ворон ещё раз каркнул, взмахнул огромными чёрными крыльями и под лай и визг тварей исчез. Раздался сухой треск, сначала тихий, чуть уловимый, потом более отчётливый.