Звёздная пыль. Александр Сергеевич Селютин

мне не удалось, так как оно было устремлено вверх, в потолок, виден был только его нос, большой, с горбинкой, похожий на клюв хищной птицы. Одежда его состояла из светлых джинсов и мягкой, по всей видимости, кожаной куртки с белым кроличьим воротником. Волосы его были гладко зачёсаны назад и скручены в жиденькую косичку.

      Внезапно говор умолк и наступила тишина, в которую врезался уже знакомый мне звук, напоминающий шелест крыльев ночной птицы, и в зал вкатился Леон. При его появлении все встали со своих мест и приветствовали его лёгким, молчаливым поклоном.

      Леон подал знак рукой, который мог являться одновременно и приветствием, и приглашением, после чего все присутствующие, в числе которых оказался и я, поднялись на упомянутую мной эстраду в форме полумесяца.

      Сцена для артиста, что амвон для священнослужителя, и каждый, поднявшийся на неё, ощущает не только волнительный трепет, но и ту ответственность, какую несёт он в себе за всё содеянное на ней. Вместе с тем она располагает к дружескому общению между коллегами по сценическому ремеслу и уравнивает их всех, независимо от ранга и положения.

      Здесь же, на этих подмостках, я увидел нечто другое, совсем не похожее на ту артистическую демократию, сложившуюся, видимо, с античных времён и которую я привык ощущать с того самого момента, когда впервые оказался на сцене. Эти напряжённые лица, в которых была видна не одухотворённость, но растерянность, являли собой какое-то странное сообщество, совсем не похожее на тех, кто хоть однажды поднимался на артистические подмостки. Исключение составляла лишь та самая женщина, единственная среди нас, – та самая, которая показалась мне знакомой. Держалась она свободно, даже немного развязано, с напускной весёлостью, но естественным это поведение назвать было нельзя – её выдавали глаза: глубокая их чернота таила в себе затаённую печаль и отрешённость.

      Женщина подошла ко мне и протянула мне руку, маленькую, но крепкую, и низким, грудным голосом, который тоже показался мне знакомым, назвалась:

      – Лилия.

      Не выпуская моей руки, она немного помолчала, после чего продолжила:

      – Я о вас так много слышала, а вы такой, самый обыкновенный.

      Она окинула меня взглядом своих бездонных, всепроникающих глаз, при этом по её лицу скользнула тень мимолётной улыбки, загадочной и непостижимой.

      – Мы с вами встречались, не так ли? – робко спросил я её. – Или я вас попросту где-то видел.

      По её лицу снова скользнула едва заметная тень улыбки.

      – Может быть… – довольно прохладно отозвалась она и, отпустив мою руку, отошла в сторону.

      В это время на сцене появился Леон, но как он поднялся сюда со своей коляской, я не заметил, скорее всего, он воспользовался подъёмником или пандусом. Вращая ободья колёс, он тихо подкатил к нам и со сдержанной улыбкой, произнёс:

      – Вот мы и вместе, – он обвёл рукой всех собравшихся. – Я знаю, что все вы хорошие музыканты. Думаю, из нас получится хороший