Звёздная пыль. Александр Сергеевич Селютин

рассеялся. На юго-востоке в ослепительно белой папахе, подпирая небо, высилась Диклосмта. С её стороны дул слабый, прохладный ветерок.

      Идиллическая картина окружающей природы совсем не согласовывалась с тем, что творилось в моей душе. Тревога, растерянность, страх бродили во мне, сменяя друг друга, и никто не мог рассеять мои опасения, никто не мог определённо сказать, для чего я здесь и кому я нужен.

      Вскоре вернулся Рустам. Он снял с коня уздечку, спутал ему передние ноги ремнём и отвёл его пастись за изгородь.

      – Проголодался? – подойдя ко мне, спросил он.

      – Нет, нет, ничего, – ответил я.

      – Поиграешь ещё на этой штуке, а?

      – Понравилось?

      – Понравилось… Мне бы так!

      Я собрал саксофон и сыграл несколько джазовых тем. За всё время игры Рустам сидел, не шелохнувшись, и слушал меня с неподдельным интересом.

      – Это джаз? – спросил он меня, когда я закончил играть.

      – Джаз, – ответил я. – Как ты узнал?

      – Я догадался. У нас такую музыку нигде не продают.

      – Как это, не продают?

      – Ну, кассеты.

      – А… да их, наверно, нигде не продают. Может быть, только в специальных магазинах.

      – А ты, говорят, хороший музыкант.

      – Кто тебе сказал?

      – Султан говорил дяде.

      – А он не говорил, случайно, зачем меня сюда привезли?

      – Нет, не говорил. А, правда, научишь?– продолжил он без всякой логической последовательности.

      – Научу. Если есть желание.

      Он осторожно взял саксофон в руки, повертел, разглядывая, потом дунул в него, издав гусиный выкрик, и так же осторожно положил его на крышку футляра.

      – А сколько он стоит?

      – Тот, кто покупал его, сказал, что три тысячи долларов.

      – Ого! И «калаш» стоит столько же.

      – А что бы ты купил, если бы у тебя был выбор: саксофон или, как ты его называешь, «калаш»?

      – Не знаю. Наверное, саксофон.

      Я посмотрел на Рустама. Обыкновенный мальчишка. Невысокого роста, щупленький, коротко остриженный, с живыми карими глазами. Хорошо говорит по-русски, почти без акцента. Я слышал о том, что в Чечне среди молодёжи бродят экстремистские настроения, а здесь я видел простого сельского паренька, который собрался учиться в университете и которого совершенно не интересует политика. И если ему и нужен «калаш», то только для того, чтобы удовлетворить собственное честолюбие: «У нас почти во всех есть «калаши», – вспомнились мне его слова. Он с удовольствием пасёт коров и овец, помогая дяде, ест простую пищу, которую, большей частью готовит сам.

      Я ничего не могу сказать об остальных членах всего этого сообщества, вернее о взрослой его части. Мне трудно судить об этих людях. Тем не менее, находясь здесь, я не чувствовал к себе никакой враждебности. Наоборот, они обращались со мной как с равным, и если бы не та таинственность, с которой я связывал своё появление здесь, то можно было бы предположить, что я нахожусь в гостях.

      – За водой со мной сходишь? – услышал я голос Рустама. Задумавшись, я не сразу сообразил, что он обращается ко мне.

      – Схожу. Это далеко?

      – Нет,