Избушка. Юлия Эльм

в её взгляде поступило осознание. Стало немного неловко, и парень непроизвольно улыбнулся. Просто чтобы сгладить этот откровенный взгляд. А девушка… Несколько раз коротко моргнула, словно просыпаясь от долгого сна.

      Андрей видел, как девица наполняется… собой. Он не мог подобрать другого слова. И такая в ней произошла разительная перемена, что на мгновение парень ощутил на самом кончике языка… привкус узнавания.

      – М-м… А я не мог где-то видеть Вас раньше? – спросил он, едва касаясь подушечками пальцев шкуренной поверхности миски.

      – Нет, – резко отрезала она и отпустила свой край.

      Парень едва не уронил миску. Пришлось вцепиться в неё кончиками пальцев, чтобы не выпустить из рук.

      Сели. Хозяйка прочла быструю и совсем неразборчивую молитву. Стоило упасть последнему слову, все принялись за еду. Все… Кроме гостя.

      Мужчины поделили меж собой кабанчика. Девушке достались овощи. Андрею никто ничего не предложил, а брать самому не хотелось.

      В тишину вплелось мерное чавканье. И есть расхотелось ещё больше. Парень никогда не был неженкой, ко многому привык, и ему сложно было испортить аппетит. Но этим людям… Это удалось. Андрей так и сидел над пустой миской, стараясь не смотреть на еду.

      Куда он попал, черт возьми? Странное место, жутковатые люди.

      – Передай хлеба, дочка.

      Девушка послушно встала. Она достала каравай черного хлеба из старой хлебницы, протягивая его старухе. Хозяйка отломила от него кусочек и передала старшему сыну. Тот тоже отломил солидный кусок, тут же откусывая, и отдал каравай среднему. Средний повторил всё в точности, передавая хлеб девушке. Она отщипнула совсем немного мякиша, и… Протянула Андрею.

      Ну хоть что-то ему предложили в этом доме! Вспышка злого сарказма, наверное, отразилась в глазах. Что ж, в хлебе нет ничего плохого. Парень уже потянулся за остатком каравая, но… Заметил взгляд девицы. И рука застыла в паре сантиметров от хлеба.

      Она смотрела очень… очень выразительно. И всей силой взгляда говорила ему: «Не ешь».

      – Что ж ты, мил человек? Хлебом брезгуешь? – нотки гнева проступили в скрипучем голосе хозяйки.

      – Н…нет… Просто… Не голоден, – парень отдёрнул руку, – Вы уж простите меня.

      Девушка поспешила вернуть хлеб на место.

      Тишина густела и накаливалась. К концу трапезы воздух в избушке можно было резать ножом. Андрей чувствовал себя максимально некомфортно. Как кусок мяса в ванне с крокодилами. Но телефон показывал половину первого ночи, а это означало ещё несколько часов до рассвета.

      – А теперь всем спать, – поднявшись из-за стола, отрезала старуха.

      Парни побросали еду, развернулись и удалились за штору ближе к выходу. Заскрипели деревянные кровати.

      Девушка споро убрала всё со стола. Погасила свечи и скрылась с другой стороны от печки. Туда же ушла хозяйка.

      Андрей остался один… В гнетущей темноте и тишине. Лишь погасли свечи, как ночь влилась таким же черным потоком