Богатыриада, или В древние времена. Борис Давыдов

ты и повозишься, – улыбнулся волхв. – Обучишь всему, что должен знать и уметь воин. Только гляди у меня, чтобы никакой дедовщины! Беспредела не допущу! Ну, хозяюшка, где там у вас источник влаги животворящей? Давай, веди!

      – Так тебе влага животворящая нужна? В корчму, что ли, вести? – вконец растерялась мать Ильи. – Так их у нас две… В какую хочешь?

      Два других волхва захохотали было, но быстро осеклись при виде гневного лица старшего.

* * *

      – Беспредела не будет, не волнуйся, – голос Алеши Поповича можно было мазать на краюху хлеба вместо душистого меда. – Я слово дал, я его и сдержу. Отыметь и в рамках устава можно, да так, что мало не покажется! Ты этот курс молодого бойца потом долго вспоминать будешь… побратимушка карачаровский!

      – Ы-ы-ыыы… – тоскливо прохрипел Илья, обливаясь потом и страстно желая лишиться чувств. Никогда не думал он, что настанет день, когда горько пожалеет он о своей половой принадлежности. Был бы девкой – от него не требовали бы подвигов. Не гоняли бы до темноты в глазах, обучая строевому шагу, не заставляли бы по двадцать раз подряд взбираться на боевого коня, тревожа задницу, настеганную заботливым родителем… Не говорили бы с медовой ядовитостью: «Терпи, мужик, богатырем будешь, спасителем Руси!» Всех-то дел: представить, что к тебе бежит здоровенный бородатый мужичища с явно похабными намерениями, завизжать дурным голосом и хлоп в обморок! И лежи себе спокойно, отдыхай…

      – Смирно-о-ааа! Плечи расправить, грудь вперед! Есть глазами начальство! Напра-а-во-оо! Шагом – ступа-а-ай!!!

      «Зачем только исцелили, сидел бы себе на печи…» – с тоской подумал Муромец, распугивая лесную живность тяжелым топотом.

      – Отставить!!! Кто так ходит? Медведи косолапые, когда мед воруют на пасеке! – теперь голосом Поповича можно было счищать ржавчину со старых доспехов. – Два наряда вне очереди! Что отвечать должен?

      – Есть два наряда! – голосом великомученика, прощающегося с божьим светом, отозвался Илья.

      Княжеский дружинник гневно вскинул голову, уперев руки в бока:

      – И это будущий побратим славных киевских витязей! Стыд и срам! Где бодрость в голосе? Где желание стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы? Кто так отвечает?! Три наряда!

      – За что?! – чуть не плача, возопил Илья, расчетливый крестьянский ум которого не выдержал столь вопиющей и нелогичной несправедливости.

      – За возражения – четыре наряда!

      «Стал бы ты девкой, хоть на пять минут! – с безразлично-холодной яростью подумал Муромец. – Уж я бы тебя так отымел!!! Без всяких уставов…»

      Но вслух заставил себя произнести бодро:

      – Есть четыре наряда!

      – Ладно. Утомился я возиться с тобой, деревенщиной неотесанной, – пожал плечами Попович. – Прилягу в теньке, отдохну. А ты обед готовь. Да гляди у меня, ежели стряпня не понравится, худо тебе будет!

      «Богатыри спряпней не занимаются, их дело – геройствовать!» – хотелось возопить Илье. Но промолчал, дабы не увеличить количество злокозненных нарядов