Покой средь маков. Кирилл Андреевич Романов

крови категорически воспрещалось обращаться к ней просто по имени, всегда требовалось указывать статус, то есть «мисс», а затем уже только имя. Из-за всего этого у неё даже друзей нет: находясь всегда под присмотром, от А’Ллайс постоянно отводили подходящих познакомиться крестьянских ребят, а с детьми из других дворянских семей она не общалась – те были слишком высокого мнения о себе и своей статусности, а А’Ллайс подобного не любила и поэтому изо всех сил старалась с такими не водиться… Все эти правила злили маленькую леди, но, опять же, в силу своего возраста она ничего не могла с этим поделать.

      Даже с Мэри всегда не о чем поговорить, хотя она старше А’Ллайс не на двадцать, не на тридцать, а на двенадцать лет: юной леди казалось, что это относительно небольшая разница в возрасте, значит, должны же быть хоть какие-нибудь общие темы для разговора. Но, к сожалению, или к счастью, Мэри всегда придерживалась вековых правил и этики общения с детьми дворян и ещё ни разу им не изменила. Хотя на самом деле даже правильная во всём Мэри была не прочь отойти от вековых традиций и поговорить с А’Ллайс по душам, как с близким другом, если бы не одно весомое «но» – отец юной дворянки.

      Семья фон Берх славилась на весь Лийбенхау своей добротой и пониманием, что было видно даже из их отношения к своим работникам и прислуге, которым они предоставляли бесплатное жильё, питание и щедрое денежное довольствие, в то время как у других местных дворян всё было организовано с точностью наоборот. Но в любой бочке мёда найдётся своя ложка дёгтя, и таковым в семье фон Берх являлся отец – Оттэр фон Берх.

      Да, он был известным рэйландским военным, примерным семьянином, хорошим отцом и справедливым работодателем для своих подчинённых. Однако вся его справедливость заключалась не только в поощрении хороших работников, но также в их суровом наказании: даже за малейшую оплошность или нарушение установленных правил следовало незамедлительное увольнение без права на повторное возвращение в должность. Этого-то простолюдинка Мэри и боялась, как огня, из-за чего всячески отказывалась становиться «другом» для А’Ллайс, ведь это являлось не просто нарушением правил, а самым настоящим, по меркам Рэйланда, оскорблением всего дворянского рода.

      Кое-как А’Ллайс удалось привести свои волосы в порядок. Теперь на неё из отражения зеркала смотрело живое олицетворение слова «красота»: невысокая, с чистой кожей, голубыми, как небо, глазами, схваченными в хвостик светлыми волосами, одетая в красивое платьице миловидная девочка.

      – Как я выгляжу? – не отвлекаясь от созерцания своего отражения, поинтересовалась А’Ллайс у Мэри. – Только честно.

      – Великолепно, мисс А’Ллайс! – незамедлительно улыбнулась служанка. – Вам очень идёт! Это платье дополняет вашу и без того превосходную красоту. – и с восхищением добавила: – Повезёт же тому счастливчику, за которого вас выдадут замуж!..

      Услышав эти слова, девочка переменилась во взгляде: полное безмятежности и спокойствия