Маки. Перчатки. Черничный пирог. Ани Закари

протянул доктор, будто выводя его из транса.

      Его внимание стало более сосредоточенным, только с пятой попытки.

      – Я хочу умереть, – первое, что сказал он, разглядев меня.

      С первой словно секунды меня обдало кипятком. Я тоже, ты не поверишь, подумала я. И что ты уставился. От него пахло или не пахло, исходил аромат масел, не знаю каких. Видимо, это благовонья, изгоняющие нечисть. Я еще подумала это вообще доктор или шаман?

      Он еще раз сказал:

      – Я хочу умереть..

      Я взглянула на врача.

      – Поговорите с ним, – обратился он ко мне.

      О чем? О чееем?

      – Зачем умирать? – сказала я. – Еще все впереди..

      – Я не чувствую вкуса жизни. Меня ничего не радует, – совсем другим голосом отвечал он, еле выталкивая буквы.

      Я не могла в их присутствии сказать, что-то путевое. Так как старалась выглядеть культурной и воспитанной. А не спустившейся с гор. В итоге, всех выпроводила..

      Просто присела рядом и смотрела на его лицо. Он позже, тоже повернул взор, но молчал. И я молчала.

      – Кому посвящен этот цирк? – позже спросила я.

      Этот идиот, просто молчал.

      – Ты под кайфом? – Он закрыл глаза. Логично ..

      – Как ты согласилась прийти, я же безразличен тебе..

      – Да, безразличен. Я могу уйти, прямо сейчас. Это Лика настояла. Говорят, ты при смерти?

      – Ты это открыто говоришь? – расширил он зрачки.

      – А ты не в курсе?

      – В курсе…

      – А кого мы пытаемся обмануть? Меня? Чувство жалости вызываешь?

      Он ухмыльнувшись смотрел.

      Через полчаса я почувствовала, что там, в этой спальне, катастрофически не хватает воздуха. Дурманящий аромат, меня словно душил, сносил с ног. Подошла к окну, раздвинула плотные, коричневые шторы. Кое-как открыла дверь на решетчатый балкон и повеяло осенней сыростью, даже ветер задувал брызги мелкого дождя в помещение. Затем вернулась на место. Он следил за каждым моим движением, не отводя глаз.

      – Не поможешь расстегнуть пуговицы рубашки? – прошептал он.

      – Не помогу, – ответила я.

      Да, он и правда выглядел не очень хорошо. Страшненький. Лицо безжизненное. Позже с небольшими паузами, он по очереди расстегнул пуговицы пижамы, сел, медленно стянул ее с себя. Его кожа, была настоль бледной, было впечатление, что в нем протекает не кровь, а молоко. На фоне бледного лица выделялись вытянутые, серые, именно, серые в этом помещении глаза, со впалыми глубоко посаженными, тоненькими веками. Кошачьи зрачки.

      У него было крупное телосложение, но он был очень худой, сухой, я сказала бы. Ребра и сосуды проступали сквозь кожу. А еще он слегка сутулился, и вытягивал шею, наверное, это особенность многих высоких. Он посидел пару секунд и было заметно, ему не хватало сил. Cнова прилег.

      – Я не смогу здесь сидеть вечность. Зачем, ты сказал матери, что хорошо чувствуешь себя в моем присутствии? Тебе нужно лечение. Я в этом вопросе не понимаю ничего..

      – Лечение