Семь сестер. Потерянная сестра. Люсинда Райли

ушла, Филипп посмотрел на Нуалу.

      – Очень надеюсь, что вы согласитесь на эту работу. Я отчаянно боролся за то, чтобы моя мать предложила ее вам.

      – Правда, Филипп, я бы с удовольствием, но сначала мне нужно спросить разрешения.

      – Конечно, конечно. – Он закивал, глядя на нее. – Вы когда-либо уставали от власти, которую мужчины имеют над вашей жизнью? Это может вас удивить, но я посвятил много времени движению суфражисток. Разумеется, отец их терпеть не может, и здешняя организация Куманн на-Баэн даже мне кажется чересчур радикальной…

      Нуала подавила желание поправить его произношение гэльских слов, поскольку он сказал «Баэн» вместо «Маэн», но меньше всего она хотела, чтобы он узнал о ее активном членстве в «радикальной» организации.

      – Когда я наблюдал за работой женщин на линии фронта, у меня сложилось впечатление, что прекрасный пол не только равен мужчинам, но и во многих отношениях превосходит их.

      – По правде говоря, я мало думала об этом. В моей семье все с равным усердием трудятся на ферме, хотя и выполняют разную работу.

      – Но разве мужчина должен спрашивать у своего отца разрешение заняться работой, которую ему предлагают? – поинтересовался он.

      – Ну, мой кузен Кристи, который работает в пабе в Клогахе, спрашивал у моего отца, стоит ли ему устраиваться на эту работу.

      – Отцовское слово – закон, да?

      – Разве для вас не то же самое? – смело спросила она.

      – И то правда. Без отцовского согласия не происходит ничего важного. Так или иначе, я очень надеюсь, что ваш отец разрешит вам и дальше работать здесь.

      – Я тоже, Филипп. – Она улыбнулась. – Даже больше, чем вы думаете. Кстати, что я недавно услышала насчет лифта? И почему вы раньше не упоминали о нем?

      – Потому что мы посвящали время тому, чтобы сделать вас более достойной соперницей в шахматах, – с некоторой обидой ответил Филипп.

      – Но нужно иногда выходить на прогулки, Филипп. Тогда ваши щеки станут более румяными.

      – Щека, которая висит у меня под носом и так густо покрыта шрамами, словно кто-то разрисовал ее красными чернилами? Нет уж, спасибо; я предпочитаю оставаться здесь.

      Нуала увидела боль в его глазах и поняла настоящую причину.

      – Вы смущаетесь, да? Вы не хотите, чтобы кто-то видел вас.

      Наступила пауза. Филипп отвернулся от нее; обычно это значило, что он близок к слезам.

      – Разумеется, – тихо ответил он. – А вы бы не смущались на моем месте? Как бы вы себя чувствовали, если бы все с ужасом отворачивались от вас после первого взгляда? Я видел ужас в ваших глазах, Нуала, когда вы впервые увидели меня.

      – Не буду врать, так оно и было. Но я преодолела это и увидела вас таким, какой вы на самом деле.

      – Потому что это вы. Я помню, как садовники и горничные вопили от страха при виде меня, уже не говоря о гостях, которые приезжают к родителям. Я просто… не могу, понимаете?

      – Понимаю, Филипп. Ну что, сыграем партию в шахматы?

* * *

      Когда