Семь сестер. Атлас. История Па Солта. Люсинда Райли

глаза как будто проникали мне в душу.

      – Хм-мм, – задумчиво протянула она. – Богатый зануда или интригующий убийца? Может быть, это прозвучит безумно, но я бы попытала удачу с Призраком. Полагаю, лучше короткая и страстная жизнь, чем долгая и скучная.

      «Ты очень умная».

      – Нет. Думаю, ты перепутал меня с собой, Бо: это ты очень умный. Ты не разговариваешь, но можешь в одном предложении передать то, что я бы объясняла целыми часами.

      «Это необходимость».

      – Правда? – Она улыбнулась и выглянула в окно. – Иногда кажется, будто ты хочешь заговорить.

      Мой живот завязался в узлы. Слова уже готовы были сорваться с моих губ, когда она спросила:

      – Почему ты до сих пор не играл для меня на скрипке, Бо? Обещаю, что Морис и Жандрет больше не посмеют приставать к тебе.

      «Ты тоже не играла для меня…»

      – Я всего лишь любительница и самоучка, которая упражнялась по книгам. По правде говоря, я даже не знаю, есть ли у меня какие-то способности! Мне было бы стыдно играть перед тобой, ведь ты ученик мсье Ивана!

      «Я еще не достиг совершенства», – написал я.

      – Никто не может достичь совершенства, но тебе дают уроки в Парижской консерватории. Я не знаю никого из наших сверстников, кому удалось бы поступить туда. Сама мечтаю однажды попасть в консерваторию, но… – Она обвела рукой комнату. – Как я смогу найти деньги на обучение?

      Элле опустила голову, и в тот момент я почувствовал, что мое сердце разрывается пополам.

      «Однажды ты сделаешь это».

      – Спасибо, но сомневаюсь, что это возможно. Я даже не представляю, что будет, когда меня выпустят отсюда, не говоря уже о приеме в консерваторию.

      В глазах Элле заблестели слезы. Мне как никогда сильно хотелось заговорить и утешить ее, заверить в том, что я – живое доказательство безграничных возможностей. Но я воспротивился этому желанию.

      У меня появилась идея.

      Я быстро развязал веревочки, которые удерживали мою скрипку в сломанном футляре, и поднес инструмент к подбородку. Потом взял смычок, закрыл глаза и заиграл бетховенскую «Сонату № 9». Я играл для Элле и ощущал, как мое исполнение совершенствуется, как повышается значение каждой ноты. Когда я оторвал смычок от струн, то осмелился открыть глаза, чтобы увидеть ее реакцию.

      Элле смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Она больше не плакала.

      – Бо… это было невероятно. Я знаю, что твой талант убедил самого мсье Ивана, но все-таки…

      Я опустил голову. Адреналин курсировал по моим жилам, и понимание того, что мое исполнение возымело желаемый эффект, наполняло меня восторгом. Внезапно до меня дошло, что моя аудитория далеко не ограничивалась Элле. Я медленно повернулся и увидел целое море потрясенных лиц, обращенных ко мне. Брови мадам Ганьон, стоявшей у дальней стены, взлетели так высоко, что, кажется, могли оторвать ее от пола. К моему изумлению, она медленно вскинула руки и зааплодировала. Остальные понемногу присоединились к ней, и вскоре я услышал настоящие овации.