Дом Евы. Садека Джонсон

Она сидела на провалившейся тахте, одетая в цветастый халат, и прижимала плечом к уху телефонную трубку. В руках у нее были ручка и блокнот.

      – 644, 828 и 757. И никаких штучек на этой неделе, Джо, иначе ты об этом пожалеешь.

      Тетя положила трубку и улыбнулась, продемонстрировав щербину между передними зубами. Инес она приходилась старшей сестрой, хотя между ними не было ничего общего.

      – Твоя мать привезла твои шмотки.

      – И что сказала? – поинтересовалась я, грызя ноготь. У стены я заметила три пакета, доверху набитых свитерами и шортами. Там были вещи, которые я много лет не носила. Похоже, Инес просто стряхнула в пакеты все, что у меня было, неважно, какого размера и на какой сезон.

      – Что ты возомнила себя взрослой штучкой.

      Тетя Мари провела рукой по коротким седеющим волосам и спросила меня, что случилось. Я расшнуровала туфли и рассказала, как мне нужны были деньги на дорогу для занятий и как Лип их мне предложил.

      – За поцелуй? – Она присвистнула. – Он взрослый мужик – больше он ничего не сделал?

      Я быстро кивнула, не упомянув про то, как он терся об меня своей штукой. Тете Мари случалось решать проблемы с помощью двадцать второго калибра, который она держала под кушеткой, и я не хотела ее лишний раз тревожить.

      – Ну и хрень. А Инес еще что‐то там рассуждает, что нашла наконец хорошего мужчину. Чего хорошего в мужчине, который заглядывается на девчонку неполных пятнадцати лет? – Она рывком встала и раскрыла мне свои объятия.

      Тетя Мари была полная, высокая и мощная, как дерево, и я утонула в ее колышущихся объятиях.

      – Живи у меня сколько понадобится, ладно?

      – Спасибо. – От облегчения я еще глубже зарылась в ее объятия.

      – Все будет в порядке. – Она взяла меня за подбородок. – Ты ела?

      – Немножко. Тост на завтрак.

      Тетя Мари направилась в спальню, которая находилась в глубине квартиры.

      – В холодильнике тунец есть. Ешь сколько хочешь.

      Чтобы попасть из гостиной в то, что у тети считалось кухней, мне потребовалось два шага – на самом деле все это была одна большая комната. Я достала из холодильника тарелку, на которой лежала смесь из тунца с луком и крутыми яйцами, нарезанными кубиками, и сделала себе два бутерброда с белым хлебом. Откусив большой кусок, я унесла остальное к тете в спальню. Тетя опустила иголку проигрывателя на пластинку, и запела Дайна Уошингтон. Тетя уселась за туалетный столик, а я на край ее кровати. Она заговорила, глядя на меня в зеркало:

      – Сегодня выступаю в «У Кики». Обещала прийти пораньше и помочь все подготовить. Ты не против побыть одна?

      – Я справлюсь.

      – Твои рисовальные принадлежности все еще в углу под подоконником. Только полы мне не перепачкай.

      Стены в спальне тети Мари были фиолетовые, а обстановка мне всегда напоминала закулисье театра: кругом парики и усы, макияж и ресницы, перья и боа, цилиндры, галстуки и сюртуки. Я жевала бутерброд, а тетя румянила свои коричневые щеки