Восемь мечей. Джон Диксон Карр

вложился в наше дело. Сказал, что всегда хотел рецензировать рукописи для издательства, и, Господь всемогущий, он читал! Брал всю галиматью, к которой в жизни никто не притронулся бы. Знаете, чью-нибудь там трилогию о чем-то там, которая писалась семь лет, стопки бумаг по шесть дюймов толщиной, все зачеркнутое-перечеркнутое настолько, что разобрать невозможно, и автор каждый день посылает новые письма. Вот.

      – У него были родственники?

      На самодовольном красном лице Стендиша застыло озадаченное выражение.

      – Это ее просто из колеи выбьет… Хм, да. Дочка. Чертовски хороша. Не чета пигалицам в двухместных автомобилях, которые того и гляди собьют тебя на дороге, – злобно отметил полковник. – Хорошая девушка, хоть и живет во Франции. Деппинг все трясся, чтобы она ничего не натворила. Может, Франция ей и нравилась, ведь он отправил ее в монастырь до совершеннолетия, но да бог с ним. Ха, я как-то говорю: «Ей бы замуж». И вот эта девица с моим сыном… – тут он призадумался, – ну, как это бывает… хм…

      Хэдли пробежался взглядом по присутствующим и остановился на епископе, который, казалось, собирался что-то добавить. Так что Хэдли поторопился опередить его:

      – А вы не знаете, были ли у него враги? Я не имею в виду ваших знакомых.

      – Господи! Нет!

      – Я об этом спрашиваю, – продолжил Хэдли, – из-за обстоятельств его гибели. Со слов инспектора Мерча, который располагает показаниями его повара и камердинера, дело было так… – Хэдли зашелестел бумагами. – Рэй-монд Сторер, камердинер, утверждает, что погибший вернулся с чаепития в гостевой дом около семи вечера…

      – С нашего чаепития, – пробормотал полковник. – Мы все были взбудоражены новостями: ну, его дочка с моим сыном. За день до того он получил от нее письмо, и вечером мы с ним все обговаривали. Так что вчера он явился на чаепитие и объявил всем.

      – И он был в хорошем настроении?

      – Господи, конечно. Доволен как слон.

      Хэдли прищурился:

      – И не случилось ли потом чего-то, что могло бы его расстроить?

      Стендиш вынул сигару и стал прикуривать ее, как вдруг ему в голову пришла какая-то тревожная мысль. Он обернулся и сердито взглянул на епископа.

      – Знаете ли, я вот о чем подумал! – Казалось, его воспаленные глаза вот-вот вылезут из орбит. – Он и впрямь уходил как в воду опущенный, Богом клянусь. А огорчился он как раз после того, как вы отозвали его поговорить.

      Епископ сложил руки поверх своего зонта. На его лице было такое выражение, будто он с трудом сдерживал торжество.

      – Это так, друг мой, – ответил он, – и я обязательно расскажу об этом, как только старший инспектор закончит излагать суть дела… Пожалуйста, продолжайте, сэр.

      – Камердинер свидетельствует о том, – немного погодя продолжил Хэдли, – что в гостевой дом погибший пришел обеспокоенным. Он приказал подать ужин в кабинет. И что было необычно, не стал переодеваться к ужину. Ужин был подан в половине девятого, и тогда погибший казался еще более встревоженным, чем до этого.