Жизнь ни за что. Книга первая. Алексей Сухих

и всё, Мариночка, – улыбнулся он, – окончилось наше детство и детские шалости.

      – Ты уезжаешь, как я слышала.

      – Да, через три дня.

      – И надолго.

      – Да.

      – Жаль, что мы не стали близкими друзьями…

      – Но мы друзья.

      – Ты не сразу забудешь школу?

      – Я никогда не забуду школу и своих друзей.

      – Значит, ты будешь помнить и обо мне.

      – Всегда.

      – Потанцуй со мной.

      Они закружились в вальсе. От дверей за ними наблюдал Виктор..

      – Прости меня, Марина, я ухожу.

      – Я знаю. Тебя ждёт твоя девушка. Я видела. И вспоминай обо мне, ладно.

      Леонид подвёл её к Виталию.

      – Развлеки девушку. А я должен… – и ушёл. Витька показал ему вслед кулак..

      Лёньке было грустно уезжать.

      «Цвели сады, туманы таяли,

      Зарю вечернюю встречал рассвет.

      Туманы таяли, а мне оставили

      На сердце трещины в семнадцать лет».

      Земля от Бреста до Урала была необозримым пространством для ограниченного в пространственном мышлении западного европейца. Для жителя Союза это расстояние не казалось большим. Два дня в поезде и ты на месте. И расстояния для Лёни и его друзей – абитуриентов из городка в центре страны не были препятствием. Севастополь, Калининград или Свердловск были также далеки и близки, как Москва или Ленинград. Леонид ехал в Ленинград вместе с Валькой Балыбердиным, парнем из параллельного класса, поступать в Арктическое училище на океанологическое отделение. Оба мечтали об океанах и желали быть красивыми перед своими девушками в морской форме. Леониду же вообще нужен был казённый кошт. Он видел, с каким невероятными напряжением обеспечивал Иван Макарович старшего сына, учившегося в гражданском ВУЗе в Ленинграде, пока Лёнька был школьником. И знал, что его учёба на гражданке ляжет на его, Лёнькины, мальчишеские плечи. И по всему ничего не препятствовало его намерениям. Отсутствие медали было только отсутствием его имени и фотографии в школьном музее, где все медалисты вписывались золотыми буквами. И выглядели на фотографиях отпрысками предков самых голубых кровей, а не рабоче-крестьянского происхождения.

      Перед отъездом отец, Иван Макарович, зажёг свечку перед иконой Христа, висевшей в переднем углу дальней комнаты, и позвал маму Тину и Леонида —

      – Пойдёмте, помолимся перед дорогой. Попросим у Бога помощи. – И опустился на колени, крестясь и шепча неслышные слова молитвы. Ленька и мать встали рядом с ним. Он уже давно, как стал пионером, не крестился на иконы, которые отец уберёг при разграблении церквей. Иконы были осквернены скребками по лицам богов и святых, но от этого глаза их смотрели на маленького Лёньку пронзительнее и ласковее одновременно. Лёнька склонил голову, перекрестился и прошептал как раньше, когда молился маленьким: «Да будет воля твоя…» Отец, крестясь, поднялся