Самоучитель танцев для лунатиков. Мира Джейкоб

тожила свой рассказ Камала.

      – Правда? – спросила Амина, тут же представив себе отца, сидящего на краю пустыни в ожидании автобуса.

      – Ну кто же его знает! Понятия не имею, я с субботы глаз не сомкнула!

      – Серьезно?!

      – Серьезно, – всхлипнула Камала, которая всегда гордилась своей способностью проспать все, что бы ни учинил ее страдающий бессонницей супруг: охоту на енотов, пожар в кювете, аварию на тракторе. – Ты только пришла с работы? – спросила она, услышав, как дочь бросила ключи на барную стойку на кухне.

      – Да, – ответила та, положила рядом с ключами почту и фотоаппарат и взглянула на отчаянно мигающий автоответчик. – Три ночи подряд? – усилием воли вернулась она к разговору. – Серьезно?!

      – Как твоя работа?

      – Заказов много. Такое впечатление, что все жители Сиэтла решили пожениться именно в следующем месяце…

      – Все, кроме тебя, – посетовала мать, но Амина пропустила ее комментарий мимо ушей.

      – Что ты имеешь в виду? Как это он разговаривает сам с собой? О чем?

      – Истории рассказывает!

      – Какие еще истории?

      – Какие-какие, да всякие! И так-то был ненормальный, а теперь этот идиот еще и бред какой-то несет постоянно! – возмутилась Камала. – Я сказала ему, что у него язык отвалится и сгниет, как морковка, если он не придержит его за зубами, но он не слушает!

      – Ты всегда так говоришь.

      – Вот и не всегда!

      – Мам…

      – На этот раз все по-другому, детка, – вздохнула Камала.

      Ночной шум проникал через телефонную трубку прямо в уши Амины, напоминая ей о Нью-Мексико: тихие аплодисменты шелестящего в тополях ветра, оглушительный стрекот цикад, эхом разносящийся по меса[1]. Вот где-то в саду хлопнула калитка. Амина закрыла глаза и тут же очутилась во дворе своего детства, чувствуя, как бурьян щекочет ей коленки.

      – А ты в саду? – спросила она у матери.

      – Мм… А ты под дождем?

      – Я на кухне! – ответила Амина, глядя на линолеум под ногами.

      Пожелтевшие края выдавали видавшее виды напольное покрытие – из тех времен, когда жилой комплекс «Краун-Хилл апартментс» считался отличной стартовой площадкой для семьи со средним уровнем дохода, пресытившейся мраморными каминами и светлым паркетом на кухне. С годами линолеум приобрел оттенок утренней мочи, да еще и покрылся пузырями, которые громко хлопали, если на них встать.

      – Как у вас погода? – поинтересовалась Камала.

      – Дождь моросит.

      – Никто не понимает, почему ты оттуда не уедешь!

      – К этому тоже можно привыкнуть.

      – Это недостаточно веская причина, чтобы жить в таком месте. Ничего удивительного, что тот грязнуля застрелился: мало того, что ему солнца не хватало, так еще и эта ведьма в рваных колготках…

      – Мам, Курт Кобейн был наркоманом!

      – Вот-вот! Потому что ему не хватало солнца!

      Амина вздохнула. Во время последнего визита к родителям она оставила в туалете журнал «Роллинг стоун». Если бы она знала, к каким последствиям это приведет, то была бы поосторожнее – теперь Камала считала себя настоящим экспертом по Сиэтлу. С другой стороны, нет худа без добра: отвращение, которое мать питала к месту, где поселилась Амина, свело ее приезды к минимуму. Когда Камала изредка наведывалась в Сиэтл, то любила повторять: «Да я здесь никогда не согреюсь!», отчаянно потирая ладони и с подозрением оглядываясь по сторонам. Однажды она заявила симпатичному парню – бармену из соседней кофейни, – что от него странно пахнет, и пояснила: «Здесь у вас слишком влажно».

      – Я тебе говорила, что мята в этом году – что твой лес? – спросила мать, тут же повеселев. – Еще больше, чем в прошлом!

      – Здорово! – открывая холодильник, отозвалась Амина.

      Посмотрев на обширную коллекцию коробок от еды навынос, девушка подумала, что они жмутся друг к другу, словно старички в плохую погоду, и прикрыла дверцу.

      – Вчера вечером я приготовила чатни и позвала к нам семейство Рамакришна и Курьян. Они были просто в восторге! Бала, конечно же, выпросила у меня рецепт!

      – И о чем ты умолчала?

      – Ни о чем! Кроме кайенского перца и кинзы.

      Кулинарные таланты матери Амина нередко объясняла эволюционными потребностями – таким образом Камала умудрялась оставаться собой, сохраняя при этом друзей и подруг. Подобно тому как гребень превращает невзрачную птицу в настоящую радугу, способность Камалы создавать из сырых ингредиентов потрясающе вкусные блюда снискала ей любовь окружающих, которой она вряд ли добилась бы иным образом.

      – И что они думают насчет папы?

      – Насчет папы?

      – Ну об этих его разговорах…

      – Я им не сказала! Что за глупости!

      – Это секрет?! – поразилась Амина. – Ты ничего не говорила родственникам?!

      У

1

Меса (исп. mesa) – плато.