Паница. Татьяна Мосалева

на гряде, а кто должен обходить её стороной. Потому Милка и не боится волков.

      Кот позволил стащить себя с трона и потискать, но недолго, через минуту заелозил, спрыгнул на землю, подошёл к хозяйке и потёрся о ноги.

      – Ладно, чего у крыльца стоим – заходите в избу, – пригласила Болотница. – Нюра, а ты на ледник сбегай: я там угощение для вас припасла.

      – Знала, что ли, что придём?

      – А как же… Коли гора не идёт в Паницу, то Паница идёт к горе. Куда уж проще. Знала, что соскучитесь.

      – Ну и самомнение у тебя, – крякнул Игнатьич.

      – Не самомнение, а интуиция! – тут же парировала париха.

      Избушка оказалась далеко не на курьих ножках, а добротным пятистенком. В маленьких сенцах скинули с себя поклажу и куртки. Прошли мимо белоснежной русской печи в столовую, буфетом отгородившуюся от небольшой кухоньки. Степан прошёл к линивке и блаженно вытянулся на лавке вдоль калёной печи. Катерина присела к столу, а Дрона хозяйка повела через двойные створки распахнутых дверей в гостиную.

      – Вот, развлекайся, пока мы на стол накрываем.

      Дрон огляделся и присвистнул:

      – Этнографический музей.

      – Я современная баба-яга, – хихикнула париха.

      И он медленно пошёл вдоль стен, рассматривая полки с глиняными куклами, гербарии в больших деревянных рамках, макет миниатюрной деревни на столике. У окна стояла прялка – такая же, как у Катерины, а с потолка на красной нити летела щепная птица счастья.

      Добравшись до угла между окном и внутренней дверью, он надолго застыл перед книжными шкафами, стараясь сквозь стекло рассмотреть названия книг. В основном это были книги по медицине, психологии и философии.

      Дрон обнаружил «Опыты» Мишеля де Монтеня, «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки, «Практическую магию» Папьюса в оригинале. Ещё книги на латинском, немецком, китайском и арабском языках. Они занимали почти половину шкафа. Травники, из которых торчало множество закладок, стояли на двух нижних полках. Отдельно стояли справочники и книги по этнографии. Карело-финский поэтический эпос «Калевала» и «Цитадель» Экзюпери лежали отдельно, были сильно потрёпаны и тоже пестрели множеством закладок. Художественные альбомы из музеев всего мира лоснились глянцевой стопкой, которую подпирали томики стихов Волошина, Гумилёва и Луиса де Леона.

      Длинная, не то столешница, не то верстак, была завалена красками, коробками, лоскутами. «Мастерская», – догадался Дрон.

      Он готов был увидеть что угодно в избушке на краю Великого Велесова болота, только не эту, со смыслом подобранную, библиотеку, свидетельствующую о нехилом образовании и кругозоре хозяйки. «А может, это и не её книги? Или…»

      – Эту библиотеку начал собирать ещё наш отец. Он был доктором. Некоторое время работал в Ленинграде, в «Центре мозга» под руководством Натальи Петровны Бехтеревой. Слышал про такую? Потом перебрался сюда. Построил этот дом.