Трудно отпустить. Кристи Бромберг

нехорошо? – спрашивает Катц.

      – Щиколотка снова не дает покоя? – подключается Каллум. – Или колено?

      Мне проще смотреть на собственный шкафчик, чем на ту ерунду, что происходит вокруг, на их замечания в мой адрес.

      Мейсен подталкивает меня плечом, но я отказываюсь отвечать на его взгляд, который так и говорит: «Ты подвел нас».

      – Ты что, пытался сфабриковать наше поражение? – кричит кто-то сзади, когда я наконец оказываюсь перед своим шкафчиком. – И сколько же денег ты против нас поставил?

      За шуткой следует взрыв смеха, но я-то понимаю, что никто бы не стал говорить подобного, сначала об этом не подумав.

      Неужели они действительно думают, что я стал бы ставить против своей же команды?

      Да пошло оно все.

      Как и множество раз до этого, я открываю шкафчик, и первое, что вижу, – экран моего телефона, который мигает, как рождественская елка. Определенно из-за кучи сообщений о том, каким разочарованием я стал для Мэддоксов. О том, что Джон никогда бы не сыграл так плохо. Одно за другим они подстрекают меня потерять самоконтроль, точно так же, как и товарищи по команде, что сверлят взглядами мою спину.

      Я не обращаю внимания на сообщения. Никогда не обращал.

      По крайней мере, так я говорю себе.

      Я поворачиваюсь и вижу, как все вокруг таращатся на меня. В их позах – поражение, на лицах – ярость. Все покрытые потом и в той или иной степени раздетые, они все же неотрывно смотрят на меня. В гневе. Это неправильно. Все было не так, когда два года назад я решил играть за «Лесорубов». Тогда они приняли и меня, и мою агрессию с распростертыми объятиями. Они знали, что я собирался поднять уровень игры, довести команду до кубка. И то, что теперь они подозревают, будто я поставил против них, выводит меня из себя.

      – В чем проблема? – кричу я, выставляя руки, готовясь махать кулаками. – Разве не этого вы все просили, когда отправили Мейсена поговорить со мной? Чтобы я был командным игроком? Чтобы делал передачи и убедился, что каждый из вас дотронулся клюшкой до шайбы? Вы хотели чертовой идиллии и получили ее. – Я встаю на скамейку. – Что? У вас нет права стоять тут и выглядеть так, словно кто-то повесился, потому что вы получили именно то, о чем и просили.

      Они все еще смотрят на меня: новички поджимают хвосты, а такие же закаленные игроки, как я, стоят на своем.

      – И что вы теперь скажете? – Мой голос срывается на крик, и я ненавижу нотки паники, что появляются в нем. Ненавижу то, что меня все еще тошнит, хотя я и сделал именно то, что намеревался. Я смотрю на людей, ради которых работал в поте лица, ради которых растил мускулы, и презираю разочарование в их взглядах. Взглядах, что направлены на меня.

      – Бешеный пес…[9]

      – Вот не надо. Не притворяйтесь, что не отправляли Мейсена, чтобы сообщить мне, что я слишком эгоистичен, агрессивен, слишком похож на самого себя. Потому что знаете что? Как только я перестаю таким быть, никто из вас не спешит выступить и взять игру в свои руки. – С глухим стуком я бросаю перчатки в шкафчик. – Может, вам стоит спросить себя, в чем дело?

      От злости у меня

9

Игра слов, построенная на созвучии фамилии Мэддокс (Maddox) и клички Бешеный пес (англ. mad dog).