Ночевала тучка золотая. Солдат и мальчик. Анатолий Приставкин

шидит в жале, я вожму череш вождух предмет…

      В зале оживились, стали проверять карманы.

      Директор поежился и с опаской поглядел на Митька. Может, он сейчас жалел, что разрешил ему выступать.

      Митек беспечно осмотрел зал, нашел директора и сосредоточился на его портфеле, даже руку к нему протянул.

      Петр Анисимович прижал свой портфель к себе.

      Митек мудро усмехнулся. В руке у него появилась бумажка.

      – Вот! – крикнул он и помахал бумажкой в воздухе. – Это из портфеля.

      – Докажи! – закричал зал, а директор покосился на свой портфель. Он был крепко заперт на оба замка.

      – Можно? Докажать? – спросил Митек директора.

      – Можно, можно, – устало отмахнулся тот, не выпуская из рук портфеля.

      – Читаю, – сказал Митек и уткнулся в бумажку: – «Шегодня, пятого октября, был проишведен обышк на территории колонии, в чашношти в шпальне штарших мальчиков… В шпальне были вшкрыты полы и обнаружен тайник, а в нем…»

      – Постойте! – вскрикнул Петр Анисимович и даже привстал от волнения. – Да это же мой документ!

      – Читай! Читай, фокусник! – закричал зал.

      – «…тайник, – повторил Митек четко. – А в нем пятьшот банок коншервированного шливого джема жаводшкого ишготовления…»

      – Верните мою бумагу, – попросил директор. – Я сейчас объясню…

      Но уже колонисты пробирались к выходу, наверное, надеялись спасти хоть часть своих сокровищ. Да и какой тут, к черту, вечер дружбы, если шмонают за твоей спиной!

      Стали подниматься и колхозники, посмеиваясь между собой. Вот это фокусники так фокусники: по соседству пятьсот банок в честь дружбы унесли – и спасибо не сказали.

      Среди шума и хлопанья стульев не сразу различился голос с задних рядов: «Ти-ше! Ти-ше, говорят!»

      Люди недоуменно замолкали, оглядываясь в сторону голоса: чего это как резаный вопит, может, и его уже обчистили?

      В наступающей тишине явственно, совсем рядом дробью прозвучали копыта, раздалось ржанье лошади и гортанные выкрики. Потом грохнуло, как с потолка, дрогнули стены, посыпалась штукатурка. Впечатление и правда было такое, что обрушивается свод. Люди машинально пригнулись, а некоторые бросились на пол.

      Наступила глухая тишина. Все прислушивались, ждали, глядя вверх. Но ничего не происходило. И тогда люди зашевелились, приходя в себя и растерянно озираясь. И вдруг бросились к дверям, без давки, без крика, вообще без слов проскочили и исчезли, бросив колонистов в полутемном клубе.

      – Дружки-то новые слиняли?! – произнеслось в тишине нахально.

      И тут обрел голос Петр Анисимович.

      – Всем колонистам оставаться в клубе! – выкрикнул он, оглядываясь на дверь. – Будем выходить организованно, когда… Когда… Когда…

      – У Портфельчика пластинку от страха заело! – прошептал Сашка.

      Колька кивнул. Но он тоже смотрел на дверь.

      С улицы влетел – все вздрогнули – крик.

      – Они машину взорвали! Там