Самый лучший комсомолец. Том 4. Павел Смолин

сосну в горшочке.

      – В каком стиле? – уточнил он.

      – В наклонном, – подумав, выбрал я. – Меня вдохновляют клонимые ветром деревья – обладая гибкостью, они не ломаются. Буду благодарен и за подробную инструкцию по уходу за растением.

      – Я обо всем позабочусь, Тукачеву-сенсей, – пообещал японский куратор.

      Глава 7

      Прохладные струи воды приятно били по уставшему от жары, не единожды пропотевшему и провонявшему чужим табаком телу. Душ в посольстве общий, поэтому, в целях безопасности, под соседним полощется дядя Герман, а вот остальные три – свободны. Большая часть сотрудников еще на работе потому что. Как-то прямо неловко – не из-за наготы, а из-за отсутствия перегородок. Как в тюрьме, блин! Ох уж эта Родина. С другой стороны – может от этого «чувство локтя» вырабатывается?

      Ведущая в раздевалку дверь хлопнула, мы с товарищем подполковником обернулись – Витька-полуказах зашел, тоже решил освежиться, видимо. Рядовых сотрудников велено пускать, я же не настолько зазнался, чтобы в одиночестве банные процедуры принимать, пока остальные злятся и обламываются. Поздоровались, пацан пристроился к соседней от меня лейке. Продолжив процедуры, я немного смутился – пялится, зараза такая. Но эрекции, прости-господи, нету, так что может просто из любопытства? Я же типа Электроник, вот, человечность проверяет. Но пялится безбожно – это в конце концов невежливо!

      – Как жизнь? – не выдержал я.

      Дядя Герман хрюкнул.

      – Нормально, – смущенно буркнул Витя. – А это от пуль у тебя шрамы?

      – От них, – не без облегчения подтвердил я.

      Вот она разгадка – шрамы у меня довольно жуткие, и интерес к ним я понять могу.

      – А пули остались? – спросил он.

      – Одна есть, – подтвердил я. – Из груди вынули, дома храню, под бронестеклом на память.

      – Ничего себе! – восхитился он. – А в меня пока не стреляли.

      – Радоваться надо, – веско заметил дядя Герман, у которого туловище вообще хоть в музей непростой жизни сдавай – и колотые, и резаные, и рваные, и огнестрельные – все собрал.

      – Согласен, – поддакнул я. – Когда стреляют – это больно и страшно, я бы, например, больше не хотел.

      – Буду радоваться, – пообещал пацан.

      Вроде даже искренне. Смыв с себя мыло, он свалил.

      – Странный какой-то, – поделился мнением дядя Герман.

      – Странный, – согласился я. – На чужбине вырос – может поэтому?

      – Другие-то обычные, как у нас, – не согласился он.

      – Надо будет папочку попросить – и на него, и на родителей, – решил я. – Надя у нас ценная госсобственность, и кому попало ее отдавать нельзя.

      – Сваха ты, а не комсомолец! – приложил меня КГБшник.

      – Одно другому не мешает, – не обиделся я.

      Закрыв воду одновременно со мной, товарищ подполковник подобрал взятый с собой «макаров», мы выбрались в раздевалку, и я расстроился – полотенце пропало. Товарищ подполковник