Небесная музыка. Луна. Анна Джейн

шум, мы синхронно оборачиваемся и видим перед собой самого Дастина Лестерса.

      Вид у него не сказать что довольный, черные брови сведены, и между ними вертикальная морщинка, в глазах – ярость, по скулам ходят желваки.

      Кажется, он все слышал.

      И про трусы, и про Гектора, и про проникающий внутрь язык.

      Черт.

      Как неловко-то.

      Я бы тоже не была рада, если бы слышала, как обо мне треплют всякую ерунду два незнакомых парня. Или две незнакомые девчонки. Да кто угодно! Ничего приятного. Совершенно. Черт.

      Небо в твоей голове зажигается каждую ночь.

      Ярко горят миллионы далеких холодных созвездий.

      Только не знает никто, что ты сам

      прилепил их на скотч —

      Чтобы твои небеса стали ярче, искристей,

      известней…

      Глава 3. Свет стеклянных звезд

      – Давай соберем звезды на память?

      Смотри сколько их на небесном берегу после отлива!

      – Лучше отпустим их в океан бесконечности.

      Звездам тоже нужна свобода.

      На миг я закрываю глаза и молюсь, чтобы это было шуткой.

      Открываю.

      Он все еще стоит. Живой Дастин Лестерс, о существовании которого я еще совсем недавно ничего не знала, но который почти получил «Оскар», снялся в фильмах по книгам Коно и имеет кучу фанатов. Он застыл напротив в опасной близости, и я могу внимательно рассмотреть его. Лестерс облачен в черную футболку с V-образным вырезом и подвернутые темно-синие джинсы. На ногах – стильные коричнево-оливковые туфли-блюхеры. Одет актер просто, без изысков, из украшений – лишь наручные часы, но и невооруженным взглядом видно, что все вещи дорогие. Наверняка дизайнерские.

      Лестерс похож на студента престижного университета, которому папочка-сенатор уже приготовил теплое место: холеный, надменный, холодный и слегка уставший. «Как вы мне надоели», – читается на его лице.

      Слишком много внимания со стороны, слишком много нездоровой чужой любви. Поэтому в его глазах слишком много высокомерия. По крайней мере, мне так кажется.

      А еще мне кажется, что Лестерса убедили в неотразимости и талантливости. Исключительности. И он в это поверил.

      Мы молчим.

      Я и Лилит в оцепенении – никто из нас и не думал, что крыша будет занята! И занята именно этим человеком! Наиглупейшее совпадение! Так вот почему дверь была не заперта, а я чувствовала слабый дым ментоловых сигарет. Это Лестерс курил.

      Мы все еще молчим. Он тоже. Лишь переводит тяжелый взгляд неожиданно ярко-голубых глаз с меня на Лилит и обратно, словно раздумывая, с какой кости начать делать переломы в наших телах. А может, думает, где скрыть трупы. Наши, разумеется, – его ярость ощущается почти физически. И паника Лилит тоже.

      – Привет, – первой говорю я и натянуто улыбаюсь – до легкой боли в мышцах щек. – Как дела?

      – Замечательно, – цедит он сквозь зубы. Они у него идеально белые и ровные. З-знаменитость. Я отчего-то касаюсь языком внутренней стороны своих нижних зубов – они