Огнем и мечом. Генрик Сенкевич

однако, не думала. Зато интриговало, дразнило и злило Анусю равнодушие пана Скшетуского, который, возвратившись после столь долгой отлучки, даже и не взглянул на нее. Поэтому по вечерам, когда князь с приближенными офицерами и дворянами приходил в гостиную княгини развлечься беседою, Ануся, выглядывая из-за спины своей госпожи (княгиня была высокая, а она махонькая), сверлила черными своими глазами наместника, пытаясь угадать причину. Однако взор Скшетуского, а также и мысли пребывали невесть где, а если взгляд его и обращался к девушке, то такой задумчивый и отсутствующий, словно бы поручик глядел не на ту, которой в свое время пел:

      Ты жесточе, чем орда,

      Corda полонишь всегда!..

      «Что с ним?» – спрашивала себя избалованная вниманием любимица всего двора и, топнув маленькой ножкою, принимала решение в этом деле разобраться. Если говорить по совести, в Скшетуского она влюблена не была, однако, привыкнув к поклонению, не могла вынести равнодушия к своей особе и от злости готова была сама влюбиться в нахала.

      И вот однажды, спеша с мотками пряжи к княгине, она столкнулась со Скшетуским, выходившим из расположенной рядом спальни князя. Ануся налетела, как вихрь, можно даже сказать – задела его грудью и, сделав поспешный шажок назад, воскликнула:

      – Ах! Вы так меня испугали! Здравствуйте, сударь!

      – Здравствуйте, панна Анна! Неужели же я такое monstrum[40] и людей пугаю?

      Девушка, теребя пальцами свободной руки косу и переступая с ножки на ножку, опустила глаза и, словно бы растерявшись, с улыбкой ответила:

      – Ой нет! Это уж нет… вовсе нет… клянусь матушкиным здоровьем!

      И она быстро глянула на поручика, но тотчас же опять опустила глаза:

      – Может быть, сударь, ты гневаешься на меня?

      – Я? А разве панну Анну мой гнев заботит?

      – Заботит? Ну нет! Тоже мне забота! Уж не полагаешь ли ты, сударь, что я плакать стану? Пан Быховец куда любезнее…

      – Когда так, мне остается только уступить поле боя пану Быховцу и исчезнуть с глаз долой.

      – А я разве держу?

      И Ануся загородила ему дорогу.

      – Так ты, сударь, из Крыма вернулся? – спросила она.

      – Из Крыма.

      – А что ты, ваша милость, оттуда привез?

      – Пана Подбипятку. Разве панна Анна его не видела? Очень приятный и достойный кавалер.

      – Уж наверняка приятнее вашей милости. А зачем он сюда приехал?

      – Чтобы панне Анне было на ком чары испытывать. Но я советую браться за дело всерьез, ибо знаю нечто, из-за чего кавалер сей неприступен, и даже панна Анна с носом останется.

      – Отчего же это он неприступен?

      – Оттого, что не имеет права жениться.

      – Да мне что за дело? А отчего он не имеет права жениться?

      Скшетуский наклонился к уху девушки, но сказал очень громко и четко:

      – Оттого, что поклялся оставаться в непорочности.

      – Вот и неумно, сударь! –

40

Чудовище (лат.).