Потоп. Огнем и мечом. Книга 2. Генрик Сенкевич

Завтра посмотришь, а теперь пойдем к столу: там еще стоит парочка сулеек, да с полными брюшками.

      – Мы уж за тебя тут все посмотрели. Любич – золотое дно, – сказал Раницкий.

      – Конюшня хороша! – крикнул Зенд. – Два бахмата отменных гусарских, парочка жмудских да калмыцких пара, и всех по паре, как глаз в голове. Табун завтра поглядим.

      Тут Зенд заржал, как конь, и все удивлялись, что он так здорово ржет, и смеялись.

      – Так вот какие тут порядки? – воскликнул обрадованный Кмициц.

      – И погребок отменный, – пропищал Рекуц. – И смоленые бочки, и обомшелые сулеи стоят, как хоругви в строю.

      – Вот и слава богу! Давайте садиться за стол!

      – За стол! За стол!

      Не успели рассесться и налить по чаре, как Раницкий снова вскочил:

      – За здоровье подкомория Биллевича!

      – Дурак! – оборвал его Кмициц. – Что это ты? За здоровье покойника пьешь?

      – Дурак! – подхватили остальные. – За здоровье хозяина!

      – Ваше здоровье!

      – Дай Бог в этом доме нам во всем удачи!

      Кмициц невольно повел глазами по столовому покою и на почерневшей от старости лиственничной стене увидел ряд суровых глаз, устремленных на него. Это глаза Биллевичей глядели с портретов, висевших низко, в двух локтях от земли, потому что потолки в доме были низкие. Над портретами ровным рядом висели черепа зубров, оленей, лосей, увенчанные рогами; некоторые из них, видно очень старые, уже почернели, другие – сверкали белизной. Все четыре стены были украшены ими.

      – Охота тут, верно, хороша, вижу, зверя много! – заметил Кмициц.

      – Завтра и отправимся, а нет, так послезавтра. Надо и со здешними местами познакомиться, – подхватил Кокосинский. – Счастливец ты, Ендрусь, есть тебе где голову приклонить!

      – Не то что мы! – вздохнул Раницкий.

      – Выпьем в утешение! – сказал Рекуц.

      – Нет, не в утешение! – возразил Кульвец-Гиппоцентаврус. – А еще раз за здоровье Ендруся, нашего дорогого ротмистра! Это ведь он, ясновельможные, приютил в своем Любиче нас, бедных изгнанников, без крова над головой.

      – Правильно говорит! – раздалось несколько голосов. – Не такой дурак Кульвец, как кажется.

      – Тяжела наша доля! – пищал Рекуц. – Одна надежда, что ты нас, бедных сирот, за ворота не выгонишь.

      – Полноте! – говорил Кмициц. – Что мое, то ваше!

      При этих словах все повставали с мест и кинулись его обнимать. Слезы текли по суровым и пьяным лицам растроганных товарищей Кмицица.

      – На тебя только надежда, Ендрусь! – кричал Кокосинский. – Дай хоть на гороховой соломе поспать, не гони!

      – Полноте! – повторял Кмициц.

      – Не гони! И без того нас выгнали, нас, родовитых шляхтичей! – жалобно кричал Углик.

      – Сто чертей! Кто вас гонит? Ешьте, пейте, спите, какого пса вам еще надо?

      – Ты, Ендрусь, не говори так, – ныл Раницкий, на лице которого выступили пятна, как на шкуре у рыси, – не говори так, Ендрусь, пропали мы ни за денежку…

      Тут он оборвал речь, приставил палец ко лбу, словно