Миллион поцелуев в твоей жизни. Моника Мерфи

сделать, – подчеркиваю я, наклоняясь над партой. Он опускает взгляд и задерживает его на моей груди, и я запоздало понимаю, что она едва не вываливается на стол.

      Я отстраняюсь, щеки вспыхивают, и когда мы снова встречаемся взглядом, Крю ухмыляется.

      – У меня есть идея, – говорит он, и я на миг забываю о смущении, благодарная за то, что он готов что-то придумать.

      – Какая?

      – Давай составим список предположений друг о друге. – Теперь он наклоняется ближе, не сводя с меня сияющих глаз. – Хочу выяснить, что ты, по-твоему, знаешь обо мне.

      Я не хочу знать, что он обо мне думает. Уверена, что сплошные гадости и сплетни, а не факты. Большинству парней в школе нет до меня никакого дела, потому что я не поддаюсь их обаянию.

      Говорю совсем как моя мама, но это правда. Я не ведусь ни на уговоры, ни на ложь. Они льстят, говоря то, что мы, девушки, хотим услышать, а потом, не успев оглянуться, мы уже стоим перед ними на коленях. Или лежим под ними в кровати, машине или каком-то другом темном, якобы уединенном месте, в которое им удается нас затащить. Они просят прислать провокационные фотографии, утверждая, что никому не покажут, а потом рассылают их своим друзьям. Выставляют на посмешище.

      Они не уважают женщин. В этом и проблема. Они всего лишь кучка приятелей, которым не терпится пополнить список сексуальных побед новыми именами девушек. Вот и все.

      Все, что мы собой представляем.

      Даже Франклин и Мэгги, которых я считала крепкой парой, на самом деле не такие. Их отношения неустойчивы, и я бы себе таких не хотела.

      В нашей школе ни у кого нет отношений, к которым я стремлюсь. Все парни либо слишком нахальны, либо слишком незрелы. Я бы не назвала себя религиозным человеком, но ценю свое тело и моральные принципы. Родители всегда подчеркивали, как тщательно я должна выбирать того, с кем в итоге разделю свою любовь и тело.

      Они всеми силами отговаривают меня вступать сейчас с кем-то в отношения, особенно усердствует отец.

      – Ну? – Глубокий голос Крю вырывает меня из размышлений, и я снова сосредотачиваюсь на нем. – Что думаешь?

      – Ты будешь вежлив? – спрашиваю я с опаской.

      – А ты предпочитаешь услышать правду? Или любезности?

      Видимо, когда речь заходит о Крю и его мнении обо мне, правда с любезностью не совпадает.

      Буду знать.

      – Правду, – говорю я с уверенностью, которую не чувствую.

      – Я хочу того же. Выкладывай, Пташка. Открой свои тайные мысли обо мне.

      Его слова меня возмущают. Как он мог извратить такую невинную фразу?

      – У меня нет тайных мыслей о тебе.

      – Я разочарован. – Крю посмеивается, и от этого звука теплеет на душе. – Я тайком много думаю о тебе.

      Во мне вспыхивает любопытство, но я мысленно его подавляю. Мне все равно, какие у него тайные мысли обо мне.

      – Даже знать не желаю.

      – Уверена? – Он хмурит брови. Похоже, очень удивлен.

      Я мотаю головой.

      – Абсолютно. Не сомневаюсь, что все мысли непристойные.

      – Непристойные. – Крю снова посмеивается. –