ОбрАДно в СССР. Сергей Троицкий

или проходила мимо. Она несколько дней была очень холодна со мною.

      Настоящие мои терзания начались с того мгновения. Я ломал себе голову, раздумывал, передумывал и неотступно, хотя по мере возможности скрытно, наблюдал за КЭТ. В ней произошла перемена, это было очевидно. Она уходила гулять одна и гуляла долго. Иногда она не показывалась по целым часам, или сидела у себя в комнате. Прежде этого за ней не водилось. Я вдруг сделался или мне показалось, что я стал чрезвычайно проницателен, подозрительным и ревнивым. Мне казалось, что она затусовалось с кем-то из своего окружения.

      «Не он ли? «– спрашивал я самого себя, тревожно перебегая мыслью от одного ее поклонника к другому. Моя наблюдательность не видала дальше своего носа, и моя скрытность, вероятно, никого не обманула; по крайней мере, ВАДИМ скоро меня раскусил. Впрочем, и он изменился в последнее время: он похудел, смеялся так же часто, но как-то глуше, злее и короче. Невольная, нервическая раздражительность сменила в нем прежнюю легкую иронию и напущенный цинизм. Вскоре дошли слухи, что КЭТ несколько раз по ночам покидала корпус и её даже видели в окрестностях пожарного пруда. Я был в ярости и одновременно в обломе! С такими дикими мыслями я шёл в сторону стадиона, как вдруг на лужайке за кустами смородины я увидел КЭТ.

      Подпершись обеими руками, она сидела на траве и не шевелилась. Я хотел было осторожно удалиться, но она внезапно подняла голову и сделала мне повелительный знак. Я замер на месте: я не понял ее с первого раза, она повторила свой знак. Я перескочил через куст и радостно подбежал к ней; но она остановила меня взглядом и указала на дорожку в двух шагах от нее. В негодование и раздражение, не зная, что делать, я стал рядом. Она до того была бледна, такая горькая печаль, такая глубокая усталость сказывалась в каждой ее черте, что сердце у меня сжалось, и я невольно пробормотал:

      – Кэт, что с тобой?

      Она протянула руку, сорвала смородинку, укусила и сплюнула ее прочь, подальше.

      – Сержик! Ты меня очень любишь? Да? – спросила она, наконец.

      Я ничего не отвечал, и уже подозревал, что мутитца какая-то заготовка. Она продолжила свой монолог, по-прежнему глядя на меня:

      – Да. Это так. Такие же глаза! – прибавила она, задумалась, закрыла лицо руками и прошептала:

      – Все мне опротивело!.. Ах, мне тяжело… боже мой, как тяжело!

      – Отчего, всё так плохо КЭТ? Через 10 дней конец смены, поедем в Москву. Там Олимпиада будет. Клёвые тусовки будут!

      КЭТ мне не отвечала и только пожала плечами. Я продолжал стоять и с глубоким унынием глядел на нее. Каждое ее слово так и врезалось мне в сердце. В это мгновенье я, кажется, охотно бы отдал жизнь свою, лишь бы она не горевала. Она положила мне руку на голову и, внезапно ухватив меня за волосы, начала крутить их.

      – Больно… – проговорил я наконец.

      – А! больно! а мне не больно? не больно? – повторила она.

      Она осторожно расправила вырванные волосы, обмотала их вокруг пальца и свернула их в колечко.

      – Я