Мертвецы тоже люди. Елена Грозовская

с лягушками: два хвоста плеснули над головой и проплыли мимо.

* * *

      Все расспрашивали меня наперебой, лишь двоюродная сестра Марья молчала, таинственно улыбаясь. Она проследила за моим взглядом и понимающе покачала головой:

      – Лягушки! Прелесть, правда? Любишь их? Они очень нежны во фритюре!

      – Никогда не пробовала, – поджала я губы.

      – Какие твои годы… Ещё попробуешь! Не пожалеешь! Это моё любимое блюдо.

      – Вот как? – не нашлась я с ответом.

      Глаза Марьи хищно блеснули, словно она уже предвкушала момент, когда блюдо с лягушачьими лапками поставят перед ней за обедом.

      Сестра плотоядно уставилась на меня, будто и я была лягушкой, и выбирала, какую бы часть ей отведать – лапку или ножку.

      Я почувствовала холодок, пробежавший по спине, и натянуто улыбнулась.

      – И всё же это очень необычно, что ты не пробовала лягушек, – задумчиво произнесла Марья и обиженно отвернулась.

      – Ну-у, как-то они не попадались мне в меню, – оправдывалась я.

      – Их подают по субботам, в «Арагви». Это рыбный ресторан. Пойдём туда? По субботам… суббота… собота… помнишь? Собота!!!

      – Я поняла – суббота.

      «Она сказала – Собота?»

      – Я не ем рыбу, Марья. Только щуку фаршированную.

      – Небось ещё и при полной луне пойманную? От сглаза да нечистой силы?

      – Просто не люблю рыбу.

      Такое странное поведение заставило внимательно приглядеться к Марье.

      За годы, что мы не виделись, сестра ничуть не изменилась. В тридцать три Марья выглядела не старше меня. Лицо её поражало библейской красотой. На полотнах вдохновлённые художники рисуют такие фернамбуковые, спадающие кольцами на спину рыжие волосы, синие, в пол-лица глаза, бархатные брови, убегающие к вискам, атласную кожу без единого изъяна.

      Сестра гибкой змейкой плыла между двумя братьями, нежно касаясь рыцарских локтей шёлковыми цепкими лапками с острыми ноготками, и не было ни одного встречного, который не смотрел бы им вслед, заворожённый сказочной красотой этой троицы.

      И всё же было в красоте сестры нечто застывшее, ледяное.

      Она была как маяк, ярко светлевший на утёсе в бушующем море. Спасительный, белый… как снег. Лишь с близкого расстояния, когда гибель уже неизбежна, можно было разглядеть, что белый свет излучает ледяная глыба, а не огонь.

      Не каждый мужчина отважился бы не то чтобы полюбить, но и заговорить с подобной женщиной. Именно такие роковые дамы вдохновляют мужчин во времена смут и революций, и те добровольно кладут себя на жертвенный камень и готовы по взмаху руки прекрасных дульсиней вырвать сердце каждому, на кого они укажут.

      Наверное, такие пассионарии могли бы стать родоначальницами нового этноса и даже новой веры, если бы не их врождённая способность к самоуничтожению. Не удивлюсь, если Жанна д’Арк выглядела так же.

      Я невольно улыбнулась. Марья сверкнула глазами, будто бы прочла мои мысли.

      Кожа Марьи была так бледна, что заморские