Уж на сковородке, или Слава богу, вынужден жить!. Наталья Волохина

в стиле Стивена Кинга

      Каждый год Старая Томка что-то упорно искала на своем подмосковном участке. В общем-то, она была еще не старуха, так, слегка за пятьдесят, но за время летних изысканий превращалась в старую вешалку, с сильно прореженными зубами. Что искала Томка неизвестно, но очевидно безрезультатно, потому что каждую весну она вновь остервенело принималась рыть по всей своей территории. Побочным эффектом поисков являлась куча овощей, выраставших к осени на хорошо прорыхленной земле. Осенью Томка заравнивала свои окопы и до теплых деньков отбывала в город. Хорошо еще, что климат не позволял копать круглогодично, иначе томинокерша могла бы иметь хорошую прибавку к пенсии, демонстрируя за деньги свои внутренние органы через просвечивающую кожу. За спокойную, не военно-полевую зиму, отъедаясь на овощах, копальщица становилась похожа на человека и дачные коты не шарахались от неё в первый весенний месяц.

      Так бы и продолжался круговорот Томки в природе, если бы не вернулся на старое место жительства бывший Томкин одноклассник. Поселился напротив, в родительском доме, с женой Машкой Дикой. Дикой её прозвали позже, когда распознали буйный нрав. По сравнению со Старой Томкой Машка казалась огромной, как навозная куча у рачительного огородника. А темпераментом были схожи. Только у Томки он в рытье уходил, а у Машки в крик. Если бы Машкину энергию добавить к геологической Томкиной, она бы быстро нашла то, что искала столько лет. Но не сложилось у них. То ли Дикая ревновала мужа к однокласснице, то ли ни с кем, в принципе, не могла ладить, но житья соседке не стало.

      Сначала у Машки исчез кот – дело молодое, ушел по своим делам, натерпевшись в городе, однако хозяйка обвинила томинокершу в злодейском его похищении для неизвестных целей. Чем больше та оправдывалась, тем больше заходилась кучная бабенка в обвинительном крике. Следующий визг лишил поселок всех оставшихся котов, убежавших со страху быстрее и дальше, чем на случку. Манька демонстрировала всем выжившим после её сирены соседям странное, явно ядовитое, растение, которое «эта доска» у себя выкопала и ей бросила, оно и приросло. Конечно, цель была уморить Дикую кучу, а за вдовца сейчас же замуж выскочить. Томка неделю ничего не искала – копать не могла, отлёживалась, запершись в доме, нервно вздрагивая на Машкин голос за окном. Когда же показалась на свет божий, ей можно было уже отправляться на заработки в анатомичку к студентам-медикам, все органы и системы хорошо просматривались. Но навязчивая мысль найти заветное, не отпускала полуживую Томку. Если бы был у неё свой Джеймс какой-нибудь завалящий, они бы вместе скорее откопали то, которое искала. Но после школьной влюбленности, неразделенной, никого у Старой Томки больше не было, соответственно и детей – не было. Помочь или отговорить от затеи некому. Чем больше Машка орала, тем больше Томка истаивала, теперь не только органы были видны, но и посмотреть можно было сквозь неё на соседский штакетник. Соседки убеждали продать домик,