Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 1. Марина Алиева

Арманьякского, всё ещё хмурого после неудачного и крайне разорительного похода на Авиньон. Присутствовал даже посланник кастильского короля Энрике Транстамарского. Но этот, впрочем, ждал не столько принцессу, сколько своего кузена, едущего в её свите с какими-то важными семейными документами, однако герб кастильского монарха, выставленный среди прочих, вполне достойно дополнил общую картину.

      Чего, кстати, нельзя было сказать о самом посланнике. Бедняга так замерз, что, наплевав на все условности, большую часть времени проводил за шатрами, где плотной стеной стояли возки, кареты и подводы, на которых привезли всю утварь, и где устроили бивуаки рыцари из свиты, лучники и оруженосцы. Они разложили огромные костры, возле которых и грелись на зависть всем остальным. И несчастный посланник готов был зарыться прямо в горящие дрова, настолько он промерз…

      2

      Епископ Филаргос обозревал все это пышное великолепие и невольно усмехался про себя.

      Как бывший воспитанник францисканцев, он все ещё неодобрительно относился к роскоши. Но положение обязывает, и, потирая руки над жаровней, епископ нет-нет да и поглядывал с тайным удовольствием на огромный сапфир, который пришлось надеть поверх бархатной перчатки.

      Пришлось…

      Этот перстень, за версту бросающийся в глаза, служил опознавательным знаком, по которому принцесса должна была сразу, без представления, отличить Филаргоса от тех священников, которые представляли дома де Руа и д’Айе. И хотя сам он считал, что греческая внешность достаточно его выделяет, все же епископ Лангрский настоял именно на перстне.

      Что ж, пусть будет, решил для себя Филаргос. Из-за раскола между Римом и Авиньоном переписка епископов относительно встречи принцессы на французской земле велась почти тайно. Такой же тайной, но по другим причинам, она могла быть у французского епископа и с племянницей. Что поделать, любая политика дело очень тонкое, особенно семейная. Она, в отличие от политики официальной, оперирует нюансами, на первый взгляд, не всегда понятными. Сплошные намеки, иносказания, недомолвки… Скорей всего, перстень являлся не столько опознавательным, сколько условным знаком, которым монсеньор Лангрский что-то давал знать арагонской принцессе. А вот что именно, Филаргос счел за благо не выяснять. И вообще решил не слишком демонстрировать свою догадливость и не спорить из-за пустяков. Пока он им нужен, всё, что делается, делается на пользу и ему. Лишь бы только и принцесса не обманула ожиданий. Пусть хоть десятая часть того, что писал о ней монсеньор Лангрский, окажется правдой, и тогда Новарский епископ признает любые дипломатические уловки правомерными, а также признает и то, что не зря мёрз на этой пограничной дороге.

      Наконец, между деревьями полупрозрачной рощицы, что скрывала заставу, замелькали желто-оранжевые камзолы копьеносцев, затрубили сигнальные фанфары, и замерзающий в ожидании лагерь пришел в движение. Свита побежала на свои места, из главного шатра, поправляя наряды,