Дон Кихот. Мигель де Сервантес Сааведра

бы усомнился в этом и стал безумствовать вроде неистового Роланда. А в то же время я знаю, что Амадис Галльский и не впадая в безумие, не совершая никаких неистовств, прославился своею влюбленностью на весь мир. В его истории рассказывается, что, когда сеньора Ориана повелела ему не показываться ей на глаза, прежде чем она не даст ему разрешения на это, он в сопровождении какого-то отшельника удалился на Пенья-Побре и, поручив свою душу Богу, исходил там слезами, пока Небо не сжалилось над его великой скорбью. Если все это правда (что несомненно), то для чего же мне раздеваться донага и ломать деревья, не сделавшие мне никакого зла? Для чего мне мутить ясную воду этих ручьев, которые напоят меня, когда я почувствую жажду? Итак, да здравствует память Амадиса и да последует его примеру Дон Кихот Ламанчский! Правда, моя Дульсинея не отвергла и не презрела меня, но разве не довольно того, что я с нею разлучен? Итак, скорей за дело! Память! Воскреси скорее в моем уме славные деяния Амадиса! Научи меня, с чего мне начать, подражая этому славному рыцарю. Помнится мне, что он больше всего молился, поручая себя Богу. Так скорее за молитвы. Только откуда мне взять четки?

      Однако он быстро разрешил эту задачу: оторвал широкую полосу от подола своей рубашки, сделал на ней одиннадцать узелков, один из которых был покрупнее остальных, – и четки были готовы. С помощью этих четок он отлично прочел миллионы молитв за то время, пока находился в горах Сьерра-Морены. Его смущало только одно – негде было найти отшельника, который бы исповедал и утешил его. Но делать было нечего, приходилось довольствоваться одними молитвами да покаянием. Остальное время он проводил, прогуливаясь по лужайке и сочиняя томные стихи о своей печали или же стансы во славу Дульсинеи. Он вырезывал их на коре деревьев и чертил на мелком песке. Из всех стихотворений сохранилось только одно:

      Дерева, растенья, травы.

      Что вокруг меня стоите

      Зелены, широкоглавы,

      Коль не трудно, о, внемлите

      Песням жалобной отравы!

      Пусть не даст забот к заботам

      Вам печаль моя: ну где ей!

      Чтоб сравниться с вами счетом.

      Слезы льются Дон Кихотом,

      Разлученным с Дульсинеей

      Из Тобосо!

      Местность дикая, пустая.

      Цвет любовников куда

      Загнала жестокость злая.

      Чтобы бремя нес труда.

      Почему, и сам не зная!

      Треплется вовсю Эротом,

      Терпит и спиной, и шеей.

      Так что впрямь водоворотом

      Слезы льются Дон Кихотом,

      Разлученным с Дульсинеей

      Из Тобосо!

      Он, искавши приключенья

      В тесной диких скал утробе.

      Клял суровое презренье,

      Очутился же в трущобе,

      Встретив только злоключенья.

      Ведь Амур, глухой ко льготам.

      Нас бичом, не портупеей,

      Так хватил, что уж чего там!

      Слезы льются Дон Кихотом,

      Разлученным с Дульсинеей

      Из Тобосо!

      Так