Любовницы Пикассо. Джин Макин

на ней. Некоторые злые языки называли Ольгу «возмездием» и даже «подстилкой», поскольку Лагю отвергла его предложение и вышла замуж за врача, а не художника, и Пабло перебрался в постель Ольги, дабы облегчить свое уязвленное самолюбие.

      Пабло отказывался смотреть на нее. Вместо этого он оглянулся на меня через плечо. Я сняла вязаную кофту и набросила ее на спинку стула; это движение привлекло его внимание.

      Я застыла, впервые встретившись с ним взглядом. Он не улыбнулся, но в выражении его лица появилась легкая теплота, а в глазах читался вопрос – тот самый старинный вопрос, который я игнорировала со стороны всех остальных мужчин с тех пор, как влюбилась в Джеральда на пляже Лонг-Айленда.

      – Цветок, готовый стать ножом или розой, – ответил Дягилев и быстро отошел в сторону, выкрикивая распоряжения для плотников.

      У него была седая прядь в темных волосах и мужицкие усы. Танцоры и работники преклонялись перед ним, но только не Пикассо. Пабло крикнул что-то в ответ по-испански, не отрывая глаз от меня.

      Когда он наконец отвернулся, я перевела дух, как после пробежки.

      Для Пикассо художественное сотрудничество с Дягилевым было не высокой честью, а обычной работой. Он уже пользовался широкой известностью во Франции, но работа для великого постановщика гарантировала, что даже парижане, которые почти не интересовались живописью, узнают имя Пикассо благодаря сценическим декорациям для балета.

      Джеральд, стоявший рядом со мной, оторвался от своей росписи и задумчиво произнес:

      – Нож или роза…

      Я видела, как работает его воображение в попытке представить, что округлые лепестки цветка превращаются в лезвия кинжалов.

      – Нож, – сказала темноглазая женщина. – Розы – это скукота.

      – Уходи, Ирен, – отмахнулся Пикассо.

      Она рассмеялась и плавно отошла в сторону; ее шелковое платье, расшитое бусинами, мелодично позвякивало на каждом шагу.

      – Дьявольская женщина, – пробормотал Пикассо, хотя я не сомневалась в его намерении, чтобы это замечание было услышано. – Кто вы? – обратился он ко мне.

      Я шагнула вперед и протянула руку.

      – Сара… Сара Мерфи.

      – Американка, – сказал он с дразнящими нотками в голосе. – Мне нравятся американцы, хотя они не спешат покупать мои работы. Ничего, научатся! Вы понимаете?

      Он быстро говорил по-французски – как человек, свободно владеющий языком, но я не отставала от него.

      – Да, понимаю, и мои соотечественники быстро учатся. Это мой муж Джеральд.

      Пикассо повернулся к Джеральду, и они обменялись рукопожатием. Я видела, как мой высокий светловолосый муж слегка наклонился к Пикассо, который был ниже его. Внешне они были совершенно разными, но каждый по-своему красив и полон жизни.

      – Мы будем друзьями, – сказал Пикассо Джеральду.

      – Чрезвычайно рад, – ответил польщенный Джеральд.

      – За работу! – Дягилев нетерпеливо хлопнул в ладоши.

      В