Ровно в шесть двадцать. Дэвид Болдаччи

меня и сделали шикарную карьеру.

      – Ты, должно быть, ими гордишься.

      – Я рад, что у них все хорошо.

      Он с жадностью допил пиво и махнул официантке, чтобы та принесла еще банку.

      – Итак, вернемся к Саре. Когда ты видела ее в последний раз?

      – Примерно неделю назад. Она приходила ко мне в кабинет.

      Дивайн озадаченно моргнул.

      – Зачем? Ты же говорила, что вы работали над разными проектами.

      – Да. На одном ипподроме, в соседних стойлах.

      Стамос отпила «Маргариту», облизнув соленый краешек стакана, выжала дольку лайма на чипсы и принялась за гуакамоле. Дивайн смотрел, как она ест, потом на мгновение повернулся к воде, прежде чем снова взглянуть на девушку.

      – Тогда зачем она приходила?

      – Ты что, решил поиграть в детектива?

      – Обычное человеческое любопытство. Так зачем?

      – Спрашивала об одной пьесе.

      Дивайн встрепенулся:

      – Что за пьеса?

      Стамос покрутила в руках бокал, смотря на воду, будто там были ответы на все вопросы.

      – «В ожидании Годо». Видел такую? Я про нее даже не слышала.

      Дивайн кивнул:

      – Видел. Здесь, в Нью-Йорке, еще до армии.

      – Правда? Я думала, ты в юности шлялся по барам и зависал с девчонками.

      – В школе у меня был хороший учитель английского, Гарольд Симпсон. Я сказал ему, что собираюсь поступать в Вест-Пойнт. Он посоветовал сходить на спектакль. В то время пьесу ставили на Бродвее.

      – Почему он так сказал? Не хотел, чтобы ты шел в армию? – спросила Стамос.

      – Не совсем. Он служил во Вьетнаме. Его призвали. Вернулся он категорически настроенным против войны. Страна обошлась с ним и с другими ветеранами, как с последним отребьем. Так нельзя: ты сражаешься изо всех сил, исполняешь свой долг, а возвращаешься в полную нищету.

      – И все-таки: почему он предложил тебе посмотреть эту пьесу?

      Дивайн отпил из новой банки.

      – Я правда не могу объяснить. Надо самому ее видеть.

      – Тебе понравилось?

      – Не уверен, что про такие вещи можно говорить «понравилось» или «не понравилось». Их цель вовсе не в этом.

      – А в чем тогда?

      Дивайн отвел взгляд от статуи Свободы и повернул голову к Стамос.

      – Наверное, о том, что делать с собственной жизнью. Посмотри спектакль – поймешь. Итак, ты сказала Саре, что не видела пьесу. Что она ответила?

      – Она ответила, что стоит сходить. Обязательно.

      – Значит, она ее смотрела… А в каком театре?

      – Не помню. Где-то на Бродвее. Совсем недавно. Ты правда думаешь, что какая-то глупая пьеса могла подтолкнуть ее к самоубийству?

      – Это не «какая-то глупая пьеса». Ее написал Сэмюэл Беккет, он впоследствии получил Нобелевскую премию по литературе. Сара больше ничего не говорила?

      Стамос замялась:

      – Кажется, она хотела что-то сказать, но передумала. Я попыталась ее разговорить, но…

      – Что «но»?

      – Не знаю, она казалась… напуганной. – Стамос подняла глаза. – Думаешь, одно с другим связано?

      – Может