Сны сумасшедшего. Сборник первый. Разумбек Дикопчелов

во время бомбежки погибли. Его в детдом, так фашисты и детдом разбомбили. Он за красноармейцами и увязался. Бегал там по делам штабным. То письмо отнести, то бинты принести сестричкам в госпиталь. Комбриг сначала его хотел отослать, а что его ждало там, в тылу? Правильно. Шпана уличная, воровство, голод и, как итог – либо колония, либо пуля милицейская. В общем, упросили бойцы Пашку у комбрига. Комбриг согласился, но сказал, мол, когда «в бой!», чтобы Пашка в тыл к медикам уходил – пущай там помогает. На том и порешили. Так вот фамилия у парня была Митяев. Павел Митяев.

      Альфред Геннадьевич протер очки и добавил – Вы меня знаете хорошо. Мы с вами столько лет работаем. Я как услышал про вашу записку, так и позвонил. На имена память у меня отличная. Вот только тот ли это Пашка Митяев?

      Альфред Геннадьевич толкнул по столу газету.

      Когда появляется направление для работы, это ни с чем несравнимое чувство. Часто мы сталкиваемся с безмолвием. Когда уже нет ответа, нет нитей и зацепок, а тут – целая газета. Из статьи в газете я уже нашел и бригаду, и остальные недостающие звенья моего ребуса. Поднял архивы и через три дня спешил через полстраны в Омск, где ждал Павел.

      Сын Павла Митяева Олег Павлович любезно встретил меня на вокзале. Как все-таки отличаются люди за Уралом. Они всегда готовы бросить дела и, всегда найдут время, чтобы встретить абсолютно незнакомого человека, как снег на голову свалившегося со своими историями и проблемами. По дороге я узнал от Олега, что после моего звонка, отец, услышав о письме от неизвестного солдата особо не удивился, так как был посыльным. Но когда ему упомянули об Аленке, его будто подменили. Он ожил, вскочил и начал ходить по комнате туда и обратно, требуя, чтобы Олег тут же связался со мной и сию же минуту ехал встречать на вокзал, абсолютно не обращая никакого внимания на объяснения сына, что поезд придет только через два дня.

      Павел встретил нас у подъезда. Он торопливо поздоровался и попросил письмо. У меня была копия, которую я вытащил из папки и передал Павлу. Павел прочитал письмо и заплакал. Только что стоявший, как штык и бодро требовавший письмо старик обмяк. Мы помогли ему присесть на лавочку. Жена Олега сбегала за нашатырем. Не помогло. Вызвали «Скорую». Пока медики ехали к нам, мы помогли Павлу зайти домой, а он всё продолжал плакать.

      Медики проверили давление, сделали укол, выписали рецепт лекарств, прописали покой, затем выписали «нагоняев» нам с сыном Павла и уехали.

      Придя в себя и успокоившись, Павел начал рассказ.

      «Мужики пайкой делились, но и я старался теленком не ходить, не быть балластом, так сказать. В бригаде ко мне всегда относились очень хорошо. Но один уж больно присматривал. Прям, как отец был. И мыться заставлял, и писать-читать учил и заставлял, я-то тогда пацаном был, сорванец считай. Мыться не хочу, учиться тем более. Ну, вот он меня всё подле себя держал. Наукам учил. Начитанный он очень был. А как вечер, так он про дочурку рассказывал. Ох, любил он её. Скучал. Тосковал даже. Я по молодости думал – вот мужики у нас – кремень,