Любовь сквозь пиксели. Таня Свон

зубы, чтобы изо рта не вырвался непрошеный всхлип. Не о чем тут говорить…

      В лето, когда родители собирались развестись, я жила с папой на даче за городом. Интернета там не было, и связь едва ловила, отчего с мамой я почти не созванивалась. Однако в той глубинке я чувствовала себя спокойно и умиротворенно.

      Папа говорил, что его друг-риелтор подбирает для нас жилье в городе. Небольшой квартирки нам двоим бы точно хватило, хотя с папой я бы даже в домике в деревне согласилась жить! И плевать, что мама звала в трешку с хорошим ремонтом в самом центре. Я все равно хотела быть с отцом.

      Мы каждое утро ходили в лес за ягодами и грибами. Днем вместе работали в огороде, а вечерами пили чай, сидя на траве и любуясь звездами. Иногда, пока я ходила гулять к речке или читала в теньке под яблоней на нашем участке, папа забирался на чердак за инструментами, а потом чинил проводку или менял устаревшие розетки.

      В один из летних дней мы привычно работали в огороде. Я полола, а папа что-то копал. Смутно помню, как он зашипел от боли и пошел промывать рану, бросив лопату у грядки.

      – Что-то случилось? – крикнула тогда я, козырьком приложив ладонь ко лбу.

      – Пустяки, – отмахнулся отец. – Наступил на гвоздь. Представляешь? Торчал в земле, а я и не заметил!

      – Рану нужно обработать? – Я встала, позабыв о кустиках виктории, которые спасала от сорняков.

      – Я сам, – заверил папа, и я ему поверила.

      Мне едва исполнилось пятнадцать, и я мало знала о столбняке. Папа наверняка знал больше, но забыл, что срок его прививки давно истек.

      Поэтому спустя неделю моя жизнь начала превращаться в ад.

      – Дарьяна? – зовет психолог, возвращая меня из прошлого в настоящее. – О чем ты думаешь?

      – О том, как сильно может ломать человека болезнь. Буквально.

      Горькая улыбка касается губ, а в памяти воскресает ужасная картина: папа корчится на больничной койке крохотной деревенской больницы. Мы опоздали с лечением, и теперь оставалось только смотреть, как болезнь точит моего отца.

      Мышцы больше не слушались его. Челюсти его сводило так, что он едва ли мог говорить. Спину против воли выгибало дугой, а на лице застыло выражение муки.

      В конце концов он задохнулся из-за спазма мышц, пока я рыдала у его кровати и просила не оставлять меня.

      Вместе с отцом умерла моя вера не только в будущее. Я перестала доверять миру, в котором живу. Если какой-то дурацкий гвоздь может лишить человека жизни столь жутко и жестоко, то сколько еще способов умереть существует?

      – Дарьяна, скажи, чего ты боишься больше: жизни в вечном страхе или смерти?

      Я долго молчу, размышляя, и тогда психолог добавляет:

      – Пожалуйста, рассуждай вслух. Тогда мне будет легче понять тебя и помочь.

      – Я не знаю, что ответить. Знаю, что не должна думать о смерти и бояться ее. Это путь в никуда. А еще смерть – это всегда потеря, а мне терять нечего.

      – А как же родные? Как же твое собственное будущее?

      Горькая улыбка появляется на лице.

      – Вы говорили, что без настоящего не может быть будущего. Так вот, мое настоящее – это страх