Аахен – Яхрома. Никита Алексеев

Лесков, услышав такое, пожал бы плечами и спросил: «Ну и что такое? Дело русское, православное. Страсть, господа, и глупость – как у Шекспира, но по-нашему».

      Тянулись луга и песчаные отмели Протвы. За ними – беленький Пафнутьев-Боровский монастырь.

      Святой Иосиф Волоцкий стоял за то, чтобы церковь была сильной в государстве, владела обильным имуществом и имела решающее слово в общественных делах.

      Святой Пафнутий Боровский, близкий к афонскому исихазму, думал, что церковь не должна заботиться о политике: ее долг быть рядом с каждой из своих бессловесных овечек.

      В результате и Иосифо-Волоцкий, и Пафнутьев-Боровский монастыри оказались одними из святейших и, соответственно, богатейших монастырей России. Но занимательно, что меня, тогда еще не крещенного и не выбывшего по своему желанию из церкви, географически мотало между стяжательством и нестяжательством.

      64. Бородино

      1966

      Отец повез меня в Бородино. Скорее всего, из соображений приобщения к патриотизму. Мы долго ехали на электричке, а потом бесконечно ходили по флешам и разглядывали памятники. Стал ли я после патриотом? В принятом ныне в России смысле – скорее нет. Мне жалко Наполеона, он, как бы то ни было, не Гитлер.

      Для меня самое интересное насчет Бородинской битвы – это то, что в ней по факту не победил никто. Там земля просто пропиталась трупными соками тысяч людей.

      Этот ужас я понимал уже в подростковом возрасте.

      Мое главное впечатление от Бородина было такое: как так, здесь ведь очень красиво?

      65. Бохум

      1992

      Я пробыл день в Бохуме по пути в Гандеркезее, под Бремен, на выставку в связи с проектом KunstEuropa. Сабина Хэнсген, работавшая тогда в Бохумском университете, предложила прочитать какую-то лекцию студентам-русоведам, за нее платили не то 200, не то 300 марок, деньги тогда ощутимые. А я был беден как церковная мышь.

      Первое, что увидел, сойдя с поезда, – коническую скульптуру Ричарда Серра из ржавого железа, снаружи обклеенную афишками рок-концертов и левацкими листовками. Зашел внутрь – там валялись экскременты и пустые шприцы.

      Тогда мне Серра ужасно не понравился.

      Лекцию (про что – не помню) я кое-как прочитал, лектор из меня шваховый. Переночевал у Сабины, с утра мы поехали на окраину Бохума, там был частный музей какого-то коллекционера современного искусства, прежде всего минимализма и концептуализма. Этот музей находился в идиллической зеленой местности и произвел на меня удручающее впечатление: кубическое здание из бетона, стоявшее на площадке, засыпанной антрацитом и огороженной сетчатым железным забором высотой метра в четыре. Рядом на зеленой траве валялись огромные ржавые оковалки – еще одно изделие Серра.

      Неподалеку – китайский сад, подаренный Шанхайским университетом Бохумскому: крошечные прудики, каменные мостики, ветвящиеся тропки, гармоничная растительность. Безумно красиво.

      Сабина