Амур. Лицом к лицу. Братья навек. Станислав Федотов

был в казармах охраны дворца. Сяосуна вывели в обширный двор. Было солнечно, прохладно, как бывает в марте. На газонах зеленела трава, почки на деревьях – Сяосун не знал их названия – выпускали крохотные листочки, отчего кроны казались светло-зелёными прозрачными облаками. Щебетали птицы. В такой день легко умирать, почему-то подумалось Сяосуну, и ему стало грустно. Хоть жизнь и не повязана бантиком, это все равно подарок, усмехнулся он. Слава Великому Учителю! Не напрасно тайком от отца он читал «Лунь Юй» и запоминал суждения Кун-цзы – в самые трудные минуты вспоминаются, и как-то легче продолжаешь жить.

      Чжан Цзолинь принял Сяосуна в Дацинлоу[34], трёхэтажном административном здании, построенном из зеленоватого кирпича в европейском стиле – с широкой лестницей перед входом, колоннами и балконами. Принял не в кабинете, а в «тигровой гостиной», где вдоль стен стояло множество кожаных кресел, а в углах затаились чучела громадных уссурийских тигров, как бы намекавших гостям, кто тут хозяин. Сам вышел при полном параде, в золотых эполетах и аксельбантах, увешанный орденами, полученными неизвестно когда и неведомо от кого. Любовь к цацкам у него от времён хунхузов, подумал Сяосун, складывая кулаки для приветствия гун-шоу.

      – Что-то загостился ты у меня, цзыцзяньу[35], – хохотнул маршал, делая приветственный жест правой рукой – из стороны в сторону, как фарфоровый болванчик.

      – Слишком тёплый был приём, паотоу[36], – в тон ему отозвался Сяосун. – Никогда я так не объедался, как в твоём гостеприимном шуайфу[37].

      Кстати, кормили его в заточении неплохо, пришлось даже усиленно заниматься у-шу, чтобы не потерять форму и не дать одрябнуть мышцам.

      – Ну, от чая, надеюсь, не откажешься?

      – От юи ча[38] ни один китаец не откажется, – улыбнулся Сяосун.

      Они прошли в комнату отдыха, примыкавшую к «тигровой гостиной», там на низком полированном столике стояло всё необходимое для чайной церемонии. Две юные хорошенькие служанки в шёлковых, расшитых канарейками ципао, заварили крутым кипятком толстые коричневые закрутки, и над столиком вместе с паром поплыл аромат сушёных фруктов, мёда и ягод. «Дацзычжэнь», узнал Сяосун, красный чай «Большие золотые иглы», прекрасно бодрит и располагает к неспешной беседе. Но надо не забывать, что самые лучшие мысли – твои собственные, а самое лучшее чувство – взаимное (се-се[39], Кун-цзы!).

      – Так что ты хотел сказать? – спросил маршал таким тоном, словно до этого у них шёл разговор, неожиданно прерванный на самом интересном месте.

      Сяосун пригубил вкусный напиток из пиалки тонкого фарфора и проговорил размеренным, почти механическим голосом:

      – Мне поручено передать, что, если ты заключишь прочный мир с Гоминьданом и направишь свои силы на сопротивление японцам, Москва забудет твои преследования коммунистов, ты получишь от Советского Союза деньги, оружие – пушки, танки и самолёты, а если потребуется, то и военных специалистов,

34

Дацинлоу (Daqinglou) – большое зелёное строение (кит.).

35

Цзыцзяньу (zi jiàn) – мастер письма – хунхуз-делопроизводитель (кит.).

36

Паотоу (bāo tóu) – «пушечный голова», начальник передового отряда хунхузов (кит.).

37

Шуайфу (shuài fǔ) – резиденция (кит.).

38

Юи ча (yǒuyì chá) – чай дружбы (кит.).

39

Се-се (xièxiè) – спасибо (кит.).