Сороковник. Книга 1. Вероника Горбачева

меня, в самом деле, если я из своей комнаты нос высуну? Стрёмно как-то: одной, в темноте… на кухне хотя бы светло! И вот представьте: стоило мне подняться с постели и скрипнуть половицей – за окном тотчас раздаётся шиканье и мужской разговор переходит в другую тональность, намного тише. Вот это слух! И чувство такта, однако…

      Приоткрываю дверь. И впрямь здесь светло: одна лампа под потолком, другая на рабочем столе. Ян ставит стопки чистых тарелок в посудный шкаф, такой из себя степенный старательный мальчик, будто и не он совсем недавно одним броском…

      Стоп, плохое не поминать.

      Он оборачивается ко мне:

      – Ты что не спишь? Помешал кто?

      Я только головой мотаю.

      – Просто не спится. Побуду здесь немного…

      Вздохнув, подсаживаюсь на свободный стул.

      – Ты мне вот что скажи, Ян: а какой у вас тут вообще распорядок дня? Завтрак-то в котором часу? В конце концов, раз уж подрядилась здесь работать – подлаживаться.

      Он понимающе кивает.

      – Поднимаемся с рассветом и сразу на урок по боёвке. Да, сперва печь ставим, чтобы протопилась, а уж после тренировки готовим. Да ты не суетись, твоё время завтра придёт.

      – Придёт, конечно, – отзываюсь, проглядывая полки с крупами. – Только, видишь ли, привыкла я с вечера делать какую-нибудь заготовку, чтобы утром времени не терять. Может, гречку запарить? Чугунок подходящий найти бы …

      Он снимает с одной из полок увесистый чугунок, с другой – мешок с крупой. В мешке килограмм восемь, навскидку, а парень тягает его как пёрышко. Мне остаётся прокалить гречу на сковороде, засыпать в посудину и залить кипятком, после чего Ян ухватом ловко водворяет чугунок в печь. А ведь на это сноровка нужна, чтобы узкий и гладкий черенок не провернулся в ладонях. Но Васютин племянник управляется со всем этим хозяйством играючи.

      – Всё? – спрашивает. – Больше ничего не нужно?

      – Всё, в тепле к утру упреет.

      – Ты ж городская, – говорит Ян вроде бы невпопад. – И руки-то у тебя… Белые ручки-то, не в мозолях, к работе тяжёлой непривычны. Откуда про печь знаешь?

      Это мне как похвалу понимать, что ли?

      – В детстве часто у бабушки гостила, так у неё такая же печка, разве что поменьше. Вот я и научилась кое-чему.

      Ян с каким-то удовлетворением кивает.

      – Из нашенских ты всё-таки. Не зря Гала тебя к нам привела. – Снимает с пояса полотенце, которым подпоясывался вместо фартука, пока мыл посуду. – Раз ничего не нужно – пошёл я. Доброй ночи, Ванесса.

      – И тебе доброй ночи, Ян. Спасибо.

      Для него день, наконец, закончен, пора и мне в свою светлицу.

      Но долго я ещё сижу на подоконнике, вглядываясь в ночь и думая горькие думы.

      … А ну-ка спать, Ваня. Утро вечера мудренее.

      Ладони вдруг сами собой складываются в давно забытом молитвенном жесте. Божечка, если ты здесь есть… или хотя бы слышишь… Помоги мне вернуться. Не отдавай на растерзание своему конкуренту. И не оставь без меня детей моих.

      ***

      Просыпаюсь