Двойное сердце агента. Андрей Болонов

не ошибался в людях.

      Олейников пристально посмотрел в глаза Плужникову.

      – Вы его знали? – спросил он.

      – Василий Степанович был моим другом…

      И они оба замолчали, каждый вспоминая свое.

      – Петр Алексеевич, – первым нарушил тишину Плужников, – а почему вы сейчас не сбежали совсем? Зачем нашли меня?

      Олейников молча опустил руку в карман, достал блокнот, который он нашел вместе с фотопленкой в Кубинском тайнике на острове, и стал листать его.

      – Председатель Госплана СССР Вознесенский, председатель Совмина РСФСР Родионов, секретарь ЦК Кузнецов… – переворачивая страницы, перечислял Олейников. – Знакомые имена?

      – «Ленинградское дело»? – удивился Плужников. – Насколько я помню, все они вместе с руководством Ленинградского горкома были обвинены в антипартийной деятельности и в 50-м году расстреляны. После смерти Сталина их реабилитировали.

      – Здесь кое-какие записи генерала Кубина, – сказал Олейников, протягивая блокнот Плужникову. – Мне кажется, что его гибель имеет отношение к этому делу…

* * *

      По вечернему усталому асфальту Кутузовского проспекта скользил правительственный ЗИЛ-111. Машин на улице почти не было, и если бы Романский, сидевший на широком диване заднего сиденья, хотя бы раз обернулся, он бы непременно обратил внимание на черную «Волгу», неотступно следовавшую за лимузином от самого Кремля. ЗИЛ уже миновал Дорогомиловскую заставу и стал набирать скорость, когда Романский приказал своему водителю:

      – Толя, сверни на Дунаевского к гастроному.

      – Опять с проверкой, Дмитрий Степанович? – поинтересовался сидевший рядом с водителем помощник Романского.

      – Надо же знать, как народ живет, – улыбнулся Романский.

      Сверкнув хромом в свете неоновой вывески, ЗИЛ остановился у входа в гастроном. Из припарковавшейся неподалеку черной «Волги» было хорошо видно, как из лимузина выскочил помощник Романского, услужливо распахнул дверцу, помогая выйти своему начальнику, и они вместе зашли в магазин.

* * *

      Натянув на глаза шляпу, Романский медленно прошел вдоль полупустых прилавков и остановился около витрины бакалейного отдела, где рядом с насыпанной в лоток вермишелью красовалась табличка:

      ТОВАР ОТПУСКАЕТСЯ В ТАРУ ПОКУПАТЕЛЯ

      Романский дважды перечитал объявление, оглянулся на своего помощника, который в ответ только удивленно пожал плечами, и встал в очередь. Вошедший за ними в магазин мужчина, скрывавший лицо за поднятым воротником плаща, юркнул за ближайшую колонну и стал наблюдать.

      – Килограмм вермишели, пожалуйста, – сказал колоритной продавщице Романский, когда подошла его очередь.

      Продавщица бойко отвесила вермишель и, держа на вытянутых руках пластиковый тазик с покупкой, грозно посмотрела на Романского:

      – Куда сыпать?

      – А что, ни пакетов, ни упаковочной бумаги нет? – спросил он.

      – Ты чо, мужик, приезжий, аль с луны свалился? Читать не умеешь? Бумаги давно ни в одном магазине нет. Так во